потому что мы боялись, что меня начнет трясти посреди кондитерского отдела. Во время приступа тебе, конечно, все равно, поскольку ты без сознания, но потом приходишь в себя и обнаруживаешь, что физиономия в слезах и слюнях, штаны мокрые, а вокруг толпятся какие-то зеваки. Почему-то людей притягивают зрелища, вызывающие стыд и страх, а когда 11-летний пацан, обмочившись, бьется в конвульсиях, – это, скажу я вам, очень стыдно и очень страшно.
Вскоре выход из дома превратился в один из главных триггеров – факторов, провоцирующих приступ.
Доктор Эндерби объяснил, что это из-за стресса: я боюсь, что припадок застанет меня вне дома, у меня повышается тревожность, а вместе с ней растет вероятность, что припадок обязательно случится. Передо мной встала задача: научиться управлять тревожностью. Успешное ее решение представлялось мне не слишком вероятным. Каждый раз, когда мама собиралась взять меня с собой, я впадал в панику – и начинался приступ. Я чувствовал себя безопасно в четырех местах: дома, в нашем магазине, в машине и в больнице. Припадок в больнице не вызывает беспокойства, потому что там ко всякому привыкли и в случае чего куча специалистов прибежит тебе на помощь. По поводу припадка в больнице я никогда не переживал, и, как следствие, в больнице припадков не случалось. Коварная и дурацкая мне досталась болезнь.
Поначалу я не выходил из дома не только из-за припадков, но и из-за побочных эффектов при приеме лекарства. Первую пару месяцев, пока организм не приспособился к карбамазепину, я чувствовал страшную вялость. Мысли путались, и соображал я туго. Меня часто тошнило, голова то болела, то кружилась, и ничего не хотелось делать. В глазах плыло, ноги подкашивались. К тому же я начал толстеть, хотя мама с умилением твердила про «щенячий жирок». Для борьбы с побочными эффектами мне назначили обезболивающие и противорвотные. На какое-то время стало легче, но припадки продолжались. Тогда дозу карбамазепина увеличили, и побочные эффекты, вроде бы исчезнувшие, снова проявились во всей красе. Доктор Эндерби говорил, что все нормально: каждый организм по-своему реагирует на лечение, и порой нужно несколько месяцев, чтобы подобрать пациенту идеальную схему.
Между тем мама решила обратиться к нетрадиционной медицине, а именно к гомеопатии. Доктор Эндерби отнесся к идее без особого энтузиазма. Он сказал, что нетрадиционные методы лечения порой действительно облегчают протекание эпилепсии, но гомеопатия к ним не относится. С научной точки зрения гомеопатия – это вообще не метод лечения. Хуже того, она отвлекает больного от необходимости настоящего лечения, да еще и заставляет выкладывать изрядные суммы денег.
Мама спокойно возразила, что знает нескольких человек, которым гомеопатия помогла.
Доктор Эндерби не менее спокойно ответил, что знает большое число людей, которым она нисколько не помогла. И упомянул эффект плацебо.
Спорили они долго и безрезультатно.
В конце концов доктор Эндерби сказал, что, так и быть, мама может давать мне гомеопатические препараты при
