устроил! Думаете, у меня своих лазутчиков в Киеве не было? То же мне, нашли Ерошу с моркошей. А ну, выкладывайте всё на чистоту, а то велю вас не в темницу, а на круге городском, прямо сейчас повесить. Нет, лучше без шума, просто в Днепр с камнями на шее кинуть.
Путята в ноги князю не упал, цену себе знал. Он тяжело вздохнул, сел напротив Владимира.
– Сей бунт мы с братом устроили. И еще пара наших товарищей – единомышленников народец подбили. Только затевали мы его не против тебя, а за тебя князь.
– Это как же?
– А вот как. Князь Олег Святославич посаднику Тимофею Лукьянычу письмо прислал: мол, ежели он на стол киевский сядет, то все налоги снизит и евреев к ногтю прижмет. А вот коль Владимир станет киевским владыкой, то наоборот народ прижмет. Олег просил огласить его грамоту на Софийском соборе. Бояре думали, рядили. А когда ты отказался в первый раз ехать на стол в Киев, мы и решили народ поднять против ростовщиков. После, когда ты дал «добро», мы самых шустрых непотребков изловили и в Днепр покидали, чтобы утихомирить чернь. Даже своими дворами пожертвовали, дали толпе поглумиться, а ты нас за это в реке хочешь утопить.
– Правду ли сказываете? – Владимир обвел братьев колючим взглядом, от которого, как говорили, падали замертво волки.
– Не верю я им, князь, – прищурился и Ратибор.– То что бунт учинили верю, а то что для твоей пользы – нет. Видно, себе выгоду искали, да не совладали с волной, что сами подняли.
– Для чего же тогда мы писали Владимиру Всеволодовичу слезные грамоты – «…приди, княже, на стол отца!» – воскликнул Путята. – Голова у тебя семечками набита, а не умом.
– Ну-ну, ты не очень-то, – проворчал тиун Владимира. Тыквенные семечки – были «больным» местом Ратибора, который их лузгал постоянно, казалось, даже во сне. И везде сорил шелухой, к неудовольствию княжеского распорядителя Парапинака. – А то космы-то повыдергаю.
Видимо, князю доставляла удовольствие эта перепалка, он её не прекращал некоторое время. Конечно, ни в какую темницу братьев он отправлять не собирался, а тем более топить – от того же Тимофея Лукьяныча – его давнего «доносчика», киевских бояр он знал, что бунт был устроен не Олегом, а кем-то еще. Но кем, Владимир раньше не знал, а они молчали. Вероятно, из-за страха перед всесильными братьями. И вот на тебе, открылось…
– Какая же выгода была у вас? – спросил князь.
– А такая, – не слишком уважительно ответил Путята, сделав вид, что сильно обижен. – Олегу разве нужен был бунт в Киеве, коль собирался сесть на стол? Может быть, был бы и нужен, коль был бы смел на то, и уверен, что народ в пылу разбоя самого его не утопит в Днепре. Ты ить тоже, княже, не сразу откликнулся.
Тысяцкий понял, что перегнул палку, засопел, но князь его никак не одернул, а потому тот продолжил:
– Евреи-ростовщики, что от хазарского племени, давно уже меры не знают, да из-за ваших распрей с братьями не только
