остаться его имя как великого Киевского князя Рюриковой Руси, а не проходящего князька, которого никто из потомков не вспомнит.
– Какого же летописца позвать, кому поручить? – спросил князь Путяту.
Тот довольно, словно муха на потолке, потер руки:
– Разве забыл, князь, про чернеца Сильвестра Михайловской обители, что на соборе в Любече клятву вашу с братьями о вечном мире и любви промеж вами записывал?
Путята тогда служил Святополку, был у него воеводой и советником. Вспомнив это, Владимир внутренне поморщился: как тысяцкий легко сдает своего прежнего хозяина, а ведь верным псом был, руки ему лизал. И его сдаст, обманет, коль много ему позволить. Но опять же: советы Вышатичи дают дельные, толковые, не внимать им глупо. Владимир же не простак и подвох всегда узрит.
– И где теперь Сильвестр? – спросил князь.
– А где ему быть, в настоятельской келье Михайловского монастыря что в Выдубичах, богу молится, – ответил Иоанн.
– Лепо. Велите его ко мне немедля привести.
Князь махнул рукой братьям:
– Понадобитесь, позову. Ступайте.
Когда Вышатичи ушли, Ратибор сказал:
– Насчет Сильвестра эти негораздки правы. Только, думаю, для начала нужно его к Василько Ростиславичу послать – пусть в точности тот ему расскажет, как над ним Давыд со Святополком непотребство творили. И в летопись это вставит. Василько теперь в Перемышле с братом Володарем. А уже после пусть едет к Олегу Святославичу.
– Для чего?
– Тебе же князь, братья сказали, что Олег не угомонился, меч всё ещё на тебя точит. Вот пусть Сильвестр и вынюхает, что Святославич на тебя удумал.
– Так Олег монаху и откроется.
– Монаху – нет, а вот брату своему – да.
– Не пойму тебя.
– Сильвестр – он же ведь тоже князь Волынский! В малолетстве еще потянулся к Богу, чуть созрел, в монастырь подался, где его игумен Феодосий и принял. Неужто не знал, князь?
– Олег сейчас в Новгороде – Северском, – вместо ответа сказал Владимир.– Что ж, так тому и быть. Коль Сильвестр во здравии, пусть едет. Сам ему указку дам.
Игумен Сильвестр оказался « во здравии» – хоть и была на нем монашеская одежда – темная ряса с глубоким капюшоном, лицом он выглядел румяно и свежо. Глаза ясные, пытливые, но при этом осторожные, сразу был виден ум.
Подобострастия князю Владимиру не выказал, только, как и положено чернецу, поклонился, но не в пояс.
– Рад видеть тебя, Владимир Всеволодович, в стольном граде Киеве – центре земли Рюриковой, – сказал он свободно, как обычный человек, а не монах. – Как и весь народ киевский, верю я в твою княжескую силу и благую для Руси Рюриковой волю.
Князь позвал распорядителя Парапинака, велел принести греческого черного вина, закуски. День был
