с каким-то развязным и в то же время угодливо-общительным видом, который, вероятно, показался гражданину дю Га невыносимым.
– Да, – сухо ответил он.
– И ты, верно, выпущен с каким-нибудь чином в артиллерию?
– Нет, во флот, гражданин.
– Ага! Ты, значит, едешь в Брест? – беспечным тоном спросил Корантен.
Но молодой моряк, не желая отвечать, быстро повернулся к нему спиной и вскоре опроверг лестное мнение, которое составила о нем мадмуазель де Верней, судя по его лицу. С ребяческим легкомыслием он занялся вопросом о завтраке: расспрашивал повара и хозяйку об их кулинарных рецептах; удивлялся провинциальным привычкам, как истый парижанин, вырванный из своей волшебной раковины, и проявлял брезгливость изнеженной модницы – словом, обнаружил полное отсутствие тех черт характера, о которых говорили его манеры и лицо. Корантен жалостливо улыбнулся, увидев, как он поморщился, с отвращением отведав лучшего нормандского сидра.
– Фу! – воскликнул он. – Да разве возможно проглотить эту гадость? Что, ее пьют или едят? Республика права, не доверяя такой провинции, где виноград сбивают палками, а путешественников исподтишка подстреливают на дорогах. Смотрите не вздумайте подать нам к столу графин с этим снадобьем, дайте хорошего бордо, белого и красного. А кстати пойдите посмотрите, жарко ли горит камин наверху. Право, эти люди очень отстали от цивилизации. Ах! – продолжал он, вздыхая. – Париж! В целом мире нет лучше города! Как жаль, что нельзя захватить его с собою в плаванье. О горе-кулинар! – крикнул он повару. – Ты подливаешь уксус в фрикасе из курицы!.. Но ведь у тебя есть лимоны!.. А вы, почтеннейшая, – заявил он хозяйке, – вы дали мне такие грубые простыни, что я всю ночь ворочался и не мог сомкнуть глаз.
Затем он принялся играть своей толстой тростью, с детской старательностью выделывая всякие фигуры, – большая или меньшая их замысловатость и четкость свидетельствовали о более или менее почетном положении молодых людей в категории «невероятных».
– И с помощью таких вот вертопрахов хотят возродить флот Республики, – шептал Корантен хозяину, вглядываясь в его лицо.
– Это какой-нибудь шпион, подосланный Фуше, – сказал молодой моряк на ухо хозяйке, – по физиономии видно, что он из полиции. Готов поклясться, что пятно на его подбородке – это парижская грязь. Но погоди, нашла коса на камень…
В эту минуту в кухне появилась какая-то дама, и молодой моряк бросился к ней навстречу с самым почтительным видом.
– Дорогая матушка, идите сюда, идите, – сказал он. – Я без вас, кажется, завербовал гостей.
– Гостей? – переспросила она. – Какое легкомыслие!
– Это мадмуазель де Верней, – тихо промолвил моряк.
– Мадмуазель де Верней погибла на эшафоте после Савенейского сражения, она приезжала в Ман, надеясь
