ие картины Генриха Рихтера: непостижимые, волнующие, динамичные. Крутая камера его смартфона, техническими особенностями которой он так гордился, была здесь бесполезна.
Вот прекрасные сильные деревья с резными листами под густой кроной и Макоша среди них. Нет, не среди, она растворялась в них. На каждом его снимке. Максу хотелось сделать сотни-тысячи кадров. Попытаться оставить память о ней в этих ярких цифровых точках как доказательства её бытия. Потому что порой он сам сомневался в существовании этой девушки, в реальности происходящего с ним. Но всякий раз новое фото – очередная неудача. Ещё попытка – опять вне фокуса.
Долго смотреть на дисплей молодой человек не мог. Он боялся упустить те настоящие хрупкие мгновения дивного тёплого чувства. Чувства счастья быть рядом с юной полукровкой.
Максим I
Макс ехал к деду, в деревню. Вчера он сдал финальный экзамен. Выстраданный зачёт. Минувшие две недели молодой человек зубрил английскую грамматику, пытался поместить в закрома своей памяти сотню неправильных глаголов и как, верно, выстраивать порядок слов в предложении. Технарь до последнего нейрона в мозгу: он обожал интегральные исчисления, искренне любил теорию вероятностей и поспорить с университетскими преподавателями высшей математики, даже выдвигал свои гипотезы для нового решения задач по физике. Но постичь перевод иностранных устойчивых выражений и разобраться с разветвлённой системой времён, оказалось выше его сил.
Максим отхлебнул глоток кофе, отгоняя воспоминания о вчерашней проверке знаний по английскому языку. Он поморщился: растворимый напиток был обжигающим, крепким и ужасно кислым. Две ложки сахара, без спроса, любезно добавленные дородной продавщицей, только усилили мерзкий вкус. Студент сидел за столиком придорожной полузаброшенной закусочной и как мог, старался не выдать своё крайнее разочарование гадким питьём. Немолодая женщина за стойкой, в синем чепчике и фартуке, скребла ногтем прилавок и не сводила с него своих густо подведённых глаз. Она уже четыре раза предлагала ему отобедать скудным ассортиментом имеющегося в наличии меню. Вчерашняя каша, несвежий салат и полузасохший бутерброд с колбасой, и так вызывали глубокие сомнения. Но кофе убил все чувства, голода прежде всего.
Парень с раздражением и надеждой поглядывал в огромное грязное окно забегаловки. Местный кофе был пересилен почти до дна стаканчика. И почему он не заказал чай? Макс мельком посмотрел на буфетчицу: теперь она со всем усердием ковыряла засохшее пятно на своём фартуке. Телефон показывал 12:33. Автобус сильно опаздывал.
Полуденная летняя жара, усиленная горячим невкусным напитком, делала затянувшееся ожидание ещё более мучительным. Крохотку прохлады приносил отчаянно тарахтящий старый вентилятор, поставленный в углу комнаты. Но даже его нестройное громыхание, смешанное с весёлой попсовой мелодией дорожного радио, не смогло заглушить отчаянные раскаты и завывания мотора приближающегося автобуса. Макс резко вскочил. Его спасение! Продавщица медленно перевела свой взгляд с ткани фартука на окно, хитро оскалилась и потёрла руки. Вскоре молодой человек понял значение необычной мимики и жест женщины.
Уже полчаса, пожилой лысоватый водитель в мятой рубашке с яркими весёлыми кактусами, ел столовский обед. Его нисколько не смущала свежесть и вид еды: он с удовольствием уплетал гречку с овощами и бутерброды, запивая тем самым кофе с сахаром. Чавкая и вытирая со лба пот, старый шофер, без умолку, травил пошлые байки, над которыми, во весь свой зычный голос, хохотала толстая буфетчица. Когда на тарелке ничего не осталось, мужчина неспешно потянулся, вытер усы, смачно высморкался в салфетку и, похлопав, на прощание, пышное плечо своей приятельницы, медленно направился к выходу. Буфетчица, не переставая улыбаться, посеменила за ним следом. Шествие замыкал унылый Максим.
Круглобокий обшарпанный автобус, словно выходец с того света: зиял ржавыми дырами на корпусе, красовался отвалившимся бампером, разбитым фонарём заднего хода, затянутыми плёнкой несколькими окнами. Скорее можно было назвать, что осталось у этого гнилого монстра целым, чем перечислять дефекты. Очевидно, что машина уже давно отжила свой век и должна была отправиться в последний рейс – на пункт приёма металлолома. Но до сих пор продолжала служить под руководством смешливого энергичного старого шофёра.
Бодрый автобусник с оглушительным скрипом открыл водительскую дверь, ловко запрыгнул на ржавую подножку, послал воздушный поцелуй зардевшейся продавщице и громко скомандовал: "На борт!" Две сухонькие старушки, непонятно откуда появившиеся, с клетчатыми баулами в руках, бочком протиснулись в салон обветшалой машины. Макс неуклюже последовал за ними. Он вскарабкался на ступени полуоткрытой, намертво заклинившей, передней двери и сильно вмазался лбом о проём. Парню всегда нравился его высокий рост, пожалуй, за несколькими исключениями. Максим резко выдохнул, беззвучно выругался, с досадой потёр ушиб рукою. Когда боль слегка утихла, он заплатил за проезд и оглядел салон. Женщины оказались бывалыми, они быстро прошли в середину и абсолютно точно примостились
