нька и не было никого. Сирота значит. С бабкой вырос. Она ему и мать и отец была. Как померла, подался селянин в большой город счастья искать. То там, то здесь подвязался. Работа вся черная, да и зарплата такая же. При кладбище в мастерской случайно устроился на подхвате – помогал камни пилить, мусор убирать. Иногда звали могилу помочь выкопать или подправить какую, песка-крошки мраморной подсыпать, если кто из рабочих заболел или запил. Сперва Саня койку снимал в хостеле неподалеку, пока одним прекрасным серым и дождливым питерским днем не заметил возле склепа, что прямо за Смоленской церковью – бабу. Назвать ее женщиной язык не поворачивался. Баба самоварная. Такая у них в кухне на заварном чайнике сидела. В пышной ситцевой юбке, кофте с баской. Серый платок, завязанный под подбородком, покрывал бабью голову. Саня даже осмотрелся – может кино снимают, такое у них бывало. Но никаких камер рядом, в кронах столетних лип только ветерок гуляет, а людей не видно.
Когда подошел ближе понял, что баба стоит возле заброшенной могилы: овал раковины плотно зарос бурым мхом, внутри буйствовали сорняки, а на каменном кресте, там, где обычно отмечено имя и даты жизни – смерти висел запечатанный в файл призыв: «ответственного за захоронение просьба зайти в администрацию кладбища».
Саня открыл было рот, чтобы подсказать бабе, где администрация заседает, но та его опередила:
– Хочу тебя, соколик, попросить. Ты уж присмотри за могилкой. Траву подергай. Обнови крест, да цифирки-буковки подправь. А я в долгу не останусь. Я бы сама, но не могу. На последнем издыхании я…
Баба выглядела вполне румяной и упитанной. Лицо без косметики, но кожа нежная и гладкая. «Молодая баба, – подумал Саня, – только глаза мертвые, какие-то застывшие, цвета чернозема».
– Так у нас это платно. В администрации нужно оформить… – Совсем не хотелось парню хлебное место терять. Узнает кто, что мимо кассы – выгонят. А за бесплатно он пахать не обязан, не благотворительный фонд.
– Можешь у меня пожить. Даром живи, скока хошь. В ночлежке-то, небось, не сладко. А комната моя тута неподалеку, у собора Андреевского. Так что, договорились? – Рука бабы юркнула в прореху между пуговичками на груди. – Держи вот. Тута ключи и адрес. – Она сунула в оттопыренный карман рабочих штанов парня, то, что было зажато в кулаке.
– Э-ээ! – попытался он возразить обескураженный необычным поворотом дел, но странная баба уже бежала прочь, петляя между могил.
Саня еще раз огляделся и приподнял файл, прикрученный проволокой ко кресту.
«Евлампия Селёдкина, – прочел вслух еле заметные буквы, усмехнулся, присмотрелся и сам себя поправил – Серёдкина. 1886».
Удивительно, но после черточки не было никаких цифр. Как Саня ни присматривался, даже фонариком посветил, но нет. Гладко-пусто.
– Фигасе… – сплюнул он себе под ноги. – Билет с открытой датой…
Ахнули в колокол к вечерней. С ближайшего склепа взметнулись голуби. Саня достал из кармана связку крошечных ключей, завернутых в пожелтевшую, пахнущую карболкой бумажку. Он сразу узнал этот запах «чистоты». В полковой санчасти так воняло, когда сам валялся там с чесоткой. Ключи были крохотными, таких замков теперь и не ставят. Один вроде английский, а второй ключик на свисток похож, с полым цилиндром. Допотопный. И только электронная таблетка, зажатая в пластиковый корпус, разбивала вдребезги все мысли о шатающихся по кладбищу приведениях из прошлого века.
На бумажке корявыми, чуть растекшимися синими буквами значился адрес. Действительно недалеко, всего-то пять улиц – десять линий. И Саня, подумал, что прошвырнется в ближайший выходной, проверит, что за бред тут баба ему задвигала.
Выходной выдался солнечным, располагающим к неспешным прогулкам. Захватив ключи и записку, новоявленный квартирант отправился поглазеть на бесплатную хату, в глубине души все же подозревая, что это какой-то развод. А баба, точно с приветом. Насмотрелся он тут на всяких. Место святое, паломники и туристы до самого закрытия шастают. Юродивые всякие. У ворот нищих мошенников тьма. Как на работу ходят. Может и эта баба с придурью. Как там – Лампада, нет. Евлампия Селёдкина. С такими насмешливыми мыслями он не заметил, как дошел до нужного дома. Но вход оказался не парадный, а дальний, в проулке. Пришлось обогнуть длинный дом, еще раз свернуть за угол, немного пройти по узкой улочке, стиснутой с двух сторон глухими обшарпанными стенами и… Санек остановился возле забранного решеткой проема с черной металлической дверью посредине. Над входом, прикрученная к стене, висела табличка:
«Внимание ведется видеосъемка».
А прямо на дверях старательно белой краской было выведено:
«ЧАСТНАЯ ТЕРРИТОРИЯ. ВХОД ПОСТОРОННИМ ВОСПРЕЩЕН. ВХОД И ВЫХОД ПО МАГНИТНОМУ КЛЮЧУ».
«Прям замок Галкина какой-то, а не коммуналка с клопами», – хмыкнул он и приложил таблетку к электронному церберу.
Двор-колодец
