и парадные костюмы, был далеко. Очень далеко.
Мишу, так и не смогли убедить, что бы он сходил туда. Советовали, настаивали, уговаривали, а он, всё ждал медведя. А мы хотели только одного, помыться, ему, и прополоскать свой далеко не парадный костюм – обрывки, на всякий случай…
… А чуть позже, мне предстояло идти на него, медведя.
Всё бы хорошо, но вторую встречу, наш Миша, устроил с ещё более грозным медведем, почти мамонтом, как потом рассказал нам, сам, этот шедевр чудес дяди Гинеса, когда он создавал таких таёжников, как наш Миша. Вот она эта встреча.
… Он должен был проверить те капуши с серебром и золотом, с которых мы так и не смогли собрать хотя бы карман в штурмовке, как надеялись, а они, геологи, до нас умудрились углубиться во чрево земное, – колодец. Всё было по всем правилам. Колодец – шурф. Несколько метров глубины. Понятно, не чернозёмная зона средней полосы России – великой страны. Колодец как колодец. Слой землицы, и вечной мерзлоты, а потом вообще сплошная ледниковая оболочка – километры, почти до ядра Земли – шара земного, не дотянули, силёнки не хватило. Но, мучились, рыли. Долбили. И, вот Мише нужно там, во глубине сибирских руд, не сохранив гордое терпенье, надо было в документах с натуры описать в отчёте, как и сколько там самородков золота и серебра, которые возят целыми грузовиками, на переработку, заводик небольшой, и потом, из целого грузовика собирают, соскребают россыпью добытое, – крохи серебра, без признаков золота.
Так вот. Миша прибыл на это место встречи, которое конечно, изменить нельзя, и быстро, почти шустро, так бегают только крымские улитки после дождя, вошёл ножками в этот самый шурф – колодец. И, и, вдруг его, совершенно выспавшегося хорошо, трезвого, – нас не баловали там ни Изабелой ни Портвейном.
Миша по лесенке, самодельной, из кривых перекладин, – ступенек, поставил свою ногу, по месту назначения, на одну перекладинку, во чрево земное,– вырытое ими, многодневными стараниями. И, и, вдруг рычание медведя – и его лапки с коготками без маникюра и педикюра уцепились за его совершенно новый сапог, которые выдали им как спецодежду, под расписку.
Лесенка. Лестница хорошо, была сделана, из сучков, задоринок и кривых веточек. Привязывали веточки, как малышу пипеточки, с каплями от насморка. Они и обломились от такой нагрузки, а тут и Миша, наш таинственный самородок. И, и, и пошло. …Гладил миша, нашего Мишу по камболовидным мышцам. А, а там и сапог снял, содрал своими не крашеными маникюрами. Потом штаны, потом. Потом Миша уже не помнил, что было потом.
Пробка вылетает и бежит от шампанского в новый год, как заяц от огня. А тут ни нового и не старого. Миша почти подумал – последний год, последние дни, нет, день и час его наступает,…настал, наступил, уцепился за самые пятки. А сердечко его, было там. Почти и совсем не почти, самые Ахиллесовы, две пятки… а, Миша, быстрее той от шампанского пробки, ушёл в небеса. Приземлился – приводнился не так далеко. Мягкая посадка. На заболоченной траве мураве.
Прошли три дня и три
