было больше и красивее жилых комнат, стены здесь были покрыты росписью и украшены рысьими и бычьими шкурами. Иногда Гизела ужинала тут – не только с матерью, но и с отцом. В такие вечера она была настолько взволнована оттого, что сидит рядом с королем, что не могла проглотить и крошки. Вот и теперь у девушки сжалось горло от волнения. Звук ее шагов эхом отражался от стен. Единственное окно – арочное, застекленное, что было тут в диковинку, – было открыто настежь. Несмотря на теплый летний ветерок, залетавший в распахнутое окно, в камине горел огонь.
И правда, в зале за столом сидели отец и мать. Одеяние отца, как и отделка зала, было благородным: роскошная туника, белые перчатки, золоченые сапоги. А вот борода его в этот день казалась тусклой.
Об этом тоже шептались в комнате Гизелы – мол, ее отца гложет страх потерять свою корону. Могущественные враги с самого детства пытались лишить Карла трона. Один из них, король Эд[9], когда-то отобрал у Карла престол, но после его смерти отец Гизелы смог стать королем. Ему повезло, ибо у Эда не было сыновей. Итак, речь шла не о доверии знати Западно-Франкского королевства, а о счастливой случайности. Теперь же у Карла было много недоброжелателей, которые только и ждали его промаха.
С отцом и матерью Гизелы в зале находились еще двое. Когда девушка увидела их, ей стало еще страшнее. Гагон, родственник законной королевы, был родом из Лотарингии. Фредегарда ненавидела его, ибо этот выскочка вел себя с большой важностью и во время приемов всегда сидел справа от короля, нанося этим оскорбление знати, а Карл мирился с его неуместным поведением вместо того, чтобы осадить нахала. Фредегарда часто спрашивала, почему Карл выбрал себе в ближайшие советники этого тщеславного, напыщенного и бессердечного человека, но никто не знал ответа на этот вопрос.
Второй мужчина, стоявший в зале, был Гизеле незнаком. Вначале ей показалось, что это Эрнуст, казначей короля, которого она еще не видела, но многое о нем слышала. Но уже через мгновение девушка увидела, что этот высокий худощавый мужчина одет в наряд епископа: круглая шапочка, алая накидка, отороченная горностаевым мехом, тяжелый крест на груди, отливающий алым.
Гизела замерла на пороге, и епископ двинулся ей навстречу. Девушка не знала, как ей следует поприветствовать его. Поклониться? Поцеловать руку? Так она приветствовала отца, а Карл трепал ее по волосам, шепча: «Гизела, доченька…»
Но сегодня отец молчал, а епископ не протянул ей руку для поцелуя.
– Так значит, ты Гизела, старшая дочь короля, – сказал он.
Мать подбежала к ней и притянула к себе. Ее шаги были беззвучными, но голос прозвучал твердо.
– Посмотрите на нее! Посмотрите, какая она беззащитная. – Она обратила взгляд к епископу, затем посмотрела на короля. В ее глазах читались гнев и отчаяние. – Посмотрите на нее, а потом скажите ей об этом! Скажите, что вы
Имеется в виду король Эд Парижский (ок. 856–898).
