оружия, – ибо только таким можно было повредить эту броню, – форма мешком висела на тощем старике. С большим трудом он мог в ней передвигаться. Инсолите было бы проще и вовсе ее сбросить, как старую кожу, но форма была ему дорога не меньше собственной жизни. Главным доказательством того, что перед Герасом лежал Инсолита стал тот самый проницательный, но очень добрый взгляд, которого он в детстве всегда так старался избегать.
Светло-карие глаза старика долго блуждали в пространстве, не понимая, что происходит, пока не сфокусировались на одной точке – лице Гераса. Тогда губы его тронула счастливая улыбка, обнажившая рот с несколькими выбитыми зубами. Тощая костлявая рука, истерзанная свежими ранами и шрамами, видневшимися в местах порезов брони потянулась к его щеке. Из впавших больших и добрых глаз потекли поблескивающие на солнце крохотные слезинки.
– Герас, – сухо прохрипел до боли знакомым голосом сильно обезвоженный старик, – Как же сильно ты возмужал. Сколько лет прошло?
– Семнадцать… – Чуть слышно прошептал Герас, не в силах и сам сдерживать эмоции. Он взял его дрожащую, и несмотря на стоявшую жару, холодную ладонь в руку и плотнее прижал к своей щеке. Изнеможенный вид некогда самого могучего Верховного мастера всех времен приводил его в ужас. Взрослый мужчина в страхе затрясся. Сбивчивым голосом он продолжил: – Тебя не было целых семнадцать лет. Где же ты был все это время? Я… – слова застряли в горле, – я думал, что ты умер. От безысходности мне пришлось занять твое место.
Инсолита было засмеялся, но тут же закашлялся.
– Ты его занял не от безысходности, сын мой, а потому, что только ты мог это сделать. Я готовил тебя к этому всю свою жизнь. Лучше тебя никто с этим не справится.
Инсолита забрал Гераса на воспитание, когда родители мальчика умерли от неизвестной тяжелой болезни, предварительно заразив четырехлетнего сына. Наставник, ставший ему приемным отцом, целый год выхаживал мальчика. Сильно истощав, Герасу все же удалось излечиться и снова встать на ноги. А после тяжко перенесенной им болезни и утраты родителей, в нем одна за другой разом стали просыпаться стихии, пока к десяти годам он не овладел всеми четырьмя на уровне близкому к самому Инсолите, который владел лишь тремя. Новый отец в мальчике души не чаял, и старался дать ему все лучшее, обучая тому, что знал сам. Герас очень любил и уважал Инсолиту. Он считал его своим отцом, но почему-то никогда его так не называл. Возможно, боялся, что Тайный Платаргиат заберет единственного близкого человека и тогда Герас снова останется один.
– Ты всегда знал, что я этого не хотел.
– Знал… – кивнул старик. – Прости меня если сможешь. По моей вине на тебя обрушилось столько всего… Но порой нам приходится принимать удары судьбы. И лучше всего это делать с гордо поднятой головой, ни перед чем не страшась. – Чувствуя, что теряет последние силы, Инсолита не дал Герасу ничего сказать в ответ. – Прошу, сынок, выслушай меня очень
