пор, как на их головы свалился дар ясновидения, все неприятности сестер Бринн сводились, по существу, к тому, что их дразнили за то, что близняшки были самыми младшими и самыми низкорослыми в классе. А еще им вспоминались удивленные взгляды учительницы, когда Мэллори вначале не могла вспомнить даже название французского национального гимна, а затем, после мысленной просьбы к Мерри о помощи, выдала первую строчку с безупречным произношением. Как же все было просто и мило!
– По сравнению с тем, что происходит сейчас, тогда было по-настоящему здорово, – согласилась Мэллори с не высказанными вслух мыслями сестры. – Я бы отдала большой коренной зуб ради того, чтобы все было как прежде.
– Я тоже, – сказала Мередит.
– Знаешь, мама говорит: «Если бы желания были лошадьми…»
– Все были бы на коне, – закончила за нее Мерри.
– Нет. Мама говорит: «Если бы желания были лошадьми, то нищие ездили бы верхом», – нетерпеливо поправила сестру Мэлли. – Каждый человек хочет того, чего у него нет. Если бы все желания осуществились, то нищие ничем бы не отличались от обычных людей.
– Но люди все равно хотят иметь лошадей.
Мэллори вздохнула.
– Ах, Мерри! Ты неисправима.
«Раньше я и представить не могла, насколько это будет меня радовать», – пронеслось в ее голове.
Мэллори стало по-настоящему тепло на душе от осознания того факта, что ее сестра была и остается воплощением жизнерадостности и веселья. Не зря же все называют ее Мерри[1]. Она никогда не сидит без дела, всегда в центре внимания. Сестра предпочтет нести какую-нибудь чушь журналистке, положим, программы «В мире животных», чем оставаться в тени и помалкивать.
А в это время Мередит, которую необщительность сестры, ее нездоровое пристрастие к футболу и мыльным операм приводили в отчаяние, вдруг подумала, что не представляет себе мир без Мэллори, даже несмотря на то, что сестра считает вполне приемлемым появляться на людях в гимнастических трусах на два размера больше, чем следовало бы.
Мерри до сих пор зачесывала волосы направо, а Мэлли – налево. Мерри оставалась правшой, а Мэлли – левшой. У обеих на носу были рассыпаны веснушки. Рост девочек составлял четыре фута и одиннадцать с четвертью дюймов. Весили они по девяносто фунтов каждая.
Никто из окружающих не понимал, насколько они сейчас не похожи друг на друга. Только близнецы до конца осознавали себя полностью сформировавшимися личностями. Никто бы не понял, доведись ему услышать этот разговор, почему близняшки находятся в таком отчаянии, в очередной раз столкнувшись с подтверждением того, что обладают разными экстрасенсорными способностями.
– Я уже начинала надеяться, что все позади, – сказала Мерри. – И дело не в том, что я вижу жизнь в розовом цвете, как ты любишь заявлять. К случившемуся я отнеслась не легкомысленнее тебя.
– Ты просто
В английском языке
