Глазырина.
– Ухожу на ту сторону. Теперь ты остаёшься за старшего. Понял?
– Так точно! Буду за старшего!
– Тут, друг, по факту получается два стрелковых отделения. Почти взвод. Обязаны не допустить, чтобы вас повязали голыми руками. Не сбивайтесь в кучу. Растянитесь цепью по всему фронту. Ты лично наблюдай за этим проходом. Если буду возвращаться, запомни мой пароль «Кузня». Если не отвечу или назову другой, стреляй без промедленья. Усёк? И Глазырин полез, низко сгибая ноги в коленках. Когда оказался на противоположной обочине дороги, отметил, что одиночные выстрелы из автоматов не прекращаются. Более того, даже усиливаются, значит, приближаются и, казалось, раздаются почти рядом.
«Вот гады… Наступают, экономя боеприпас» – отметил Глазырин.
Неожиданно его охватила глубокая, безысходная одинокость. На этой стороне дороги опереться было совсем не на кого. Мелькнула мысль, что он – Глазырин – приближается к последним минутам своей жизни. В какой-то миг вражеская пуля отыщет в нем слабое место. Не поможет ни каска, ни «броник». И все. В черном полиэтиленовом мешке свезут его этой же ночью до ближайшего морга, а там путь в Сибирь – «двухсотым» в багажном отделении попутного самолета…
Но тут Глазырин как бы стряхнул с себя тяжесть сволочных мыслей, костяшками пальцев протер глаза, поправил сбитую на глаза каску, внимательно осмотрелся. До него дошло, что он находится под защитой – на дне водоспускной канавы, которая тянется сюда откуда-то сверху. Лежать удобно, но ждать, что появится кто-то сверху и прикончит одним выстрелом, Глазырин не мог. Нахлынувший до этого страх и мысли о смерти внезапно отступили.
Почему-то вспомнился боец Александр Матросов – человек из совершенно другой эпохи. Тот парень точно так же вышел на верную смерть, не надеясь на чью-то подмогу и команду. Знал своё дело и целенаправленно шел вперед до последнего своего вздоха. Глазырин понял, что проклятая «дээргэшка» – это дот на его личном счету, и он, во что бы то ни стало, обязан выйти на него и уничтожить. Ни второго, ни третьего не дано.
Глазырин почувствовал накатившуюся волну мести за старлея Ткаченка, захлебнувшегося в собственной крови, и за недокурившего сигарету водителя автобуса в камуфляжной форме.
Автоматные выстрелы приблизились вплотную. Только приподними голову – и увидишь скребущегося к дороге противника. Глазырина даже передёрнуло от мысли, что бандеровцы уже сумели обойти его, и кто-то из них хозяйничает в подбитом автобусе. Нет, такого оборота его ребята допустить не могли!
И в это мгновение левее, почти рядом с краем сточной канавы раздался взрыв, жахнуло намного сильнее, чем был хлопок на дороге возле автобуса. Глазырин еще плохо отличал взрыв пушечного снаряда от взрыва мины, но понимал, что в эту минуту никакое орудие не могло прийти ему на помощь. Значит, рванула мина. До него долетели мелкие комки земли и грунтовой гальки – они противно ударили по каске, бронежилету на спине и по икрам ног. Вскоре
