стоял резной стол черного дерева с резными стульями, а по обе стороны от него такие же резные комоды. Вдоль стен по обе стороны от входа располагались кровати, устланные белоснежным шелковым бельем. Похоже, Владыка не жалел средств на то, чтобы порадовать своих наложниц, и они отвечали ему тем же.
– Привет! Ты новенькая? Меня зовут Дори, – вскочила соседка и подбежала к Анариэль. – Какая у тебя белая кожа! И такая гладкая!
Она практически в упор стала разглядывать Анариэль и даже протянула руку, чтобы дотронуться до ее щеки, от чего Анариэль вежливо уклонилась.
– Ты такая испуганная! – грустно заметила Дори. – Не бойся! Тут не так уж и плохо. Не обращай внимание на злой язык Лилит. Со временем он станет для тебя не более заметными, чем жужжание мух в летний полдень. Они ничего с тобой не сделают, приказ Владыки.
С одной стороны, это радует, подумала Анариэль. Кто знает, на что способны эти наложницы. А с другой, пугает, ведь это значит, что право “что-то с ней сделать” он оставил себе. Она села на свою кровать, оказавшуюся неожиданно мягкой, и стала обтирать своё лицо, руки и ноги влажным полотенцем. Закончив обтирания, она обреченно легла на пушистые перины, словно готовясь к казни. На ужин она не пошла. Невыразимая боль и обида на тех, кто ее сюда отправил, разрывали ее доброе сердце. В этот момент ей хотелось только одного – перестать что-либо чувствовать. Не видеть стен этого гарема, не слышать звонкие женские голоса, доносящиеся с первого этажа и громко обсуждающие новую “игрушку”, не ощущать кожей этих шелковых простыней, не вспоминать стыда, пережитого в мрачном тронном зале, и не чувствовать боли и ужаса, которые сжимали в тисках ее нежное сердце.
С самого детства ее чистота и кротость привлекала внимание окружающих. Только это было совсем не то внимание, которое восхваляло ее добродетель и доброту, а совсем наоборот. Другие девочки-сироты, чувствуя ее беззащитность и безответность, ее патологическую застенчивость, не упускали случая поиздеваться над ней, то подбросив в ее кровать пауков, то подсыпав в еду сушеный фасис, вызывающий рвоту. При каждой встрече они толкали и пихали ее, обдав при этом свеже придуманными обзывательствами.
Ситуация усугублялась еще тем, что Анариэль сильно выделялась среди сверстниц своей необыкновенной красотой, за что те ненавидели ее еще больше. Почему-то у некоторых людей душевная красота, кротость и доброта вызывают желание тут же обдать ее грязью. Наверное, они где-то подспудно эту красоту ощущают, и она им невыносима, ведь если есть красота, значит есть превосходство, а некоторые просто не терпят превосходство других над собой, тем более, когда на виду не только внешняя красота, но и внутренняя, поэтому всячески стараются сравнять наглую выскочку с собой и подчинить себе, чтобы продолжать ощущать себя в этом мире комфортно. И хорошо, когда есть, кому тебя защитить, но в случае с Анариэль судьба распорядилась так, что защитить ее от нападок сверстниц было совершенно некому. Воспитательницы пытались повлиять на ситуацию, но без особого успеха. Да и чего от них еще было ожидать, когда в итоге после всех
