отделилась, быстро, бесшумно спружинила потайная дверь и копьё рыцаря толкнуло меня внутрь химеры.
– Выше! – скомандовал рыцарь, только я успел узреть впотьмах лестницу, неровными зигзагами ведущую наверх.
– Сегодня он совсем варёный! – сказал другой рыцарь, идущий следом, глядя, как медленно, карабкаясь, я преодолеваю железные ступени.
– Не знаю, что творит с ним жрец, но он от раза к разу всё медлительнее, – отвечал первый.
– А ещё говорят, он когда-то летал…
– Враки!
Признаться, я и сам уже не знал, что правда, а что миф, но слова рыцарей заставили и меня задуматься о причине моей медлительности. И я нашёл единственную причину, по которой медлил: медлил, потому что думал… Сагда, Ботис, демон, жрец новой Пангеи… Потому мы беспрепятственно достигли площади без жертвенных цветов. Жрец проделывает со мной одну и ту же церемонию, и от одной церемонии к другой я становлюсь нерасторопнее. Но мне известно: не спешу – значит, думаю. И значит, от одной церемонии к другой мне удаётся больше осмыслить. Вероятно, подумав ещё, я смогу это прекратить. Будто я всё ещё брожу в лабиринте того дурного сна, и не достаёт детали, не находится верный ключ, чтобы выбраться.
Итог моим размышлениям подвёл удар макушкой о металлическую опору на вершине скульптуры. Отдавшись мыслям, я не заметил, как мы добрались и как рассеянный свет из небольшого отверстия в камне разбавил темноту внутри химеры.
Непроизвольно я приник лицом к отверстию, и моему взору с вершины химеры открылся дивный пейзаж: вдали под серой рябью облаков раскинулось поле ярко-красных цветов – лепестки лотосов колыхались на ветру, чуть заметно мерцая по контуру – лепестки копили, берегли, взращивали семена живой анимы. Стало быть, это и есть источник, что не даёт украденным телам стариться, год от года поддерживая их неизменную красоту. С одной стороны, я воспрянул духом: мои братья и сёстры живы и телом и душой, – пускай спящие, но живые. Но с другой… мой дух подтачивали сомнения…
И тогда я посмотрел вниз. Мое внимание привлекла отнюдь не толпа коленопреклонённых умертвиев подле уродливой скульптуры, а еле заметная глазу тень, мелькнувшая у подножия – тень палача с его неизменным орудием. «Только не это!» – яснее ясного высветила разум внезапно вспыхнувшая мысль, разбередила в памяти чувств многократные повторения одного и того же события, когда я погибал от рук палача.
Та же мысль заставила переключить взор к полутёмной стене, нише со встроенным сосудом. К сосуду были присоединены приспособления наподобие рогов, ветвящихся вниз до самого основания скульптуры и дальше, на неизведанную глубину.
Но теперь я ведал, куда и для чего ведут эти похожие на рога трубки, как ведал и то, какие воды несут эти рукотворные реки. Нет, не скудные подачки далёкого солнца питают бескрайние поля алых цветов, а моя собственная кровь ритуально жертвенного и каждый раз воскрешаемого жрецом Сагдой бога проливается в сосуд и, стекая
