стали подгибаться, когда я завернула за угол. Перешла через дорогу, увидела на крыльце нашего переписного участка заведующую, обрадовалась.
Она спросила:
– Что-то случилось?
– Меня не выпускал один идиот. В полицию сообщать не хочу, три войны прошел, жалко его.
– Кто? Где?
Я показала на дом.
– А, знаю, Ситников. Как мы о нем забыли? Такой дурак. Действительно, много воевал. Его лечить надо.
– Ничего. Не жалуюсь. Ничего, все нормально, я жива. Жалко его, разве он виноват, что так много пришлось воевать.
Банка кизилового варенья
Когда я подходила к подъезду, меня окликнула с балкона второго этажа женщина, полная, с большим некрасивым лицом багрового оттенка.
– Что же вы не заходите? Я все жду, жду.
Дверь была полуоткрыта, я поняла, ни кошек, ни собак. Пахнуло уютом. Домохозяйка, муж военный, – решила я. Мужья мирных профессий редко могут содержать своих жен, не те зарплаты.
Она провела меня на кухню, все чисто, все на своих местах, предложила мне стул и села на табурет напротив меня. Безнадежно уродлива. Пухлое тело, обтянутое платьем серого цвета, напоминает туго набитый мукой мешок. Почему мукой? Потому что ни выпуклостей, ни впуклостей. Из мешка высовывается круглая голова с надутыми щеками в ярких сосудистых разводах, и синеватого оттенка нос картошкой. Мощная холка как серый нимб над опущенной головой. Легкомысленные кудряшки не делают женщину моложе. Глупее? Да.
Я обратила внимание на гладкие, белые ноги: если бы потоньше, сошли бы за красивые.
Нездоровая полнота. Может, она принимает гормоны? Красные сосуды на щеках указывают на вероятность увлечения алкоголем.
В конце концов, ее внешность для меня ничего не значит. У нее есть муж, какие-то достоинства в ней находит. Может, она хороший человек?
– Вы что больше любите: чай или кофе?
– Спасибо, только что кофе пила, – быстро проговорила я.
– А, торопитесь. Может, чего-нибудь покрепче? – она резко поднялась, открыла навесной шкаф и достала бутылку коньяка.
– Нет, нет, я работать не смогу.
Она снова села и, подперев щеку ладонью, жалостливо заговорила:
– Моя дочь учится на врача. И, знаете, у них была практика, она такого порассказала, что я расстраивалась.
– Если на врача, то учится в институте. В каком городе?
– Нет, здесь.
– Но у нас только медучилище.
– Там и учится. У них была практика в доме малютки. Чего только она не насмотрелась. Дети плачут, к ним не подходят, за ними не убирают, памперсов нет.
– Но ведь была гуманитарная помощь. В городе проводят акции.
– Нет контроля. Сами понимаете, всю гуманитарку разворовали.
– Разве так можно? – мне стало не по себе.
Как же так? Каменное сердце надо иметь, чтобы сирот обижать. Настроение портится,
