он, не иначе как от скуки в походе, совсем озверел. С двумя подручными устроили мне «шоу, расколи шпиона». Усадили в жесткое кресло и понеслась. Разве что лампой в глаза не светили, и горячий чай на штаны не проливали, “случайно”. Вот тут-то мне сканы документов и пригодились. Затесалось среди них и фото “военника” со всеми нужными страницами. Димский, когда по своим базам номер пробил, я даже не знал, что такие существуют, пометки в деле углядел, не иначе. Не думаю, что в подобных архивах полностью личные дела хранятся. Уже с другого бока заходить начал. Колись, говорит, смежник, что вы так далеко от Родины ищете. Какой я ему смежник. Дела давно минувших дней. Да и “кухню” Танаки, случайно ставшую мне известной, ему сдавать не хотелось. Просто из вредности. Сейчас-то уже без разницы. Ценности с такой информации нам ноль целых шиш десятых, но вот выходит, сам того не желая, втерся в доверие и таки вынюхал. Спас меня, опять же, кэп Геннадий Палыч, золотой человек. А то я уже думал, не сдюжу, и таки кинусь на этого “берию” недоделанного. Как клещ вцепился, видать почуял, что есть секретик.
Оказывается, Док рассказал Артющенко, капитану нашему, про мой “мутный свет”, характеристику медицинскую давал, не иначе. А я ведь в докладе под запись, и про светившиеся вещицы пришельцев, указал. Говорили мы с Робом по аглицки. Но то, что Серега инглиша не знает, не гарантирует того же про Митяя и Семенова. Могли и понять, о чем мы с Робом общались, а уж целиком доложиться по итогам разведки им сам Бог велит. Так что, правда-лучшая политика. И по новому кругу закрутилось и про молнию, и про то, как бинты снимал, и как “светотень” эту углядел. И как потом на руку смотрел и вспышку увидел. И тут Димский, змий искуситель алкогольный, закинул кэпу “удочку”. Дескать, время уже позднее, товарищ журналист, рискуя жизнью, оказал неоценимую услугу экипажу, и, поскольку, вахту нести ему нужды нет, можно его премировать, и, заодно, гостя от союзников угостить. Тут я узнал, что у нас на борту “пассажир”, и не я, а вьетнамец из Джеевских спасателей, который по-русски разумеет. Для связи с берегом, так сказать. Он тоже был народу представлен, как представитель союзной группировки. Семен Семеныч предложил Кэпу вопросы, касающиеся неизвестных науке способностей, открывшихся у нового члена экипажа после попадания в него молнии, обсуждать уже не на сухую, с дозволения высшего начальства, а он, мол, проконтролирует. Он свое дело сделал, я перед Родиной чист и к службе годен. И, стало быть, можно в узком кругу и “усугубить”. Расчет этого жучары был прост и понятен. Все вымотались, как черти, сейчас “заложим за воротник” граммов по сто пятьдесят-двести, и язычок-то у смежника, у меня, стало быть, и развяжется. А там, глядишь, и вербануть получится. Но вышло иначе, интересно вышло. И не помогла Димскому его “гэбэшная” химия, будто я не видел, как он таблеточку глотал, и водой из графина осаживал. Я объяснил присутствующим, как с закрытыми глазами свою “подсвеченную” руку вижу. Старпом Михалыч, тут же усомнился, мол, сам рукой водишь, сам видишь, вот бы доказательство независимое получить. Ну, я и предложил
