ясно! – встал Жидков со стула, – воля ваша! – и протянув руку Лазареву, многозначительно заявил:– А вам бы не мешало сейчас перейти через дорогу и купить Людмиле Ивановне большую шоколадку. Это она мне глаза открыла на нелепую бухгалтерию Хаджи. Так и быть я его закрою до утра, – пообещал он.
– Не получится, – возразил Владимир Сергеевич, – он сейчас воспользуется правом телефонного звонка. Свяжется со своим родственником Смородинным и сразу будет свободным.
– Без моего ведома его никто не отпустит, а уж я постараюсь, чтобы этого права его лишили. А если он начнёт кочевряжится, то пятнадцать суток я ему всеми правдами и неправдами устрою. И коль у него такой важный родственник, вам бы Людмила Ивановна конечно нужно написать заявление. Не обессудьте, но ситуация того требует. Ходу я ему не дам, но оно может быть для меня громоотводом, от чиновника любого ранга.
– Пиши, – посмотрел Лазарев на Шутову, – если уж влезла в это болото, то будь последовательной.
Людмила Ивановна взяла чистый лист бумаги и под диктовку опера написала заявление. Он положил его в папку и вышел, осторожно прикрыв за собой дверь.
Прощай Сибирь
В кабинете директора после ухода сотрудников милиции нависла поразительная тишина. Людмила Ивановна, в полном безмолвии, что – то писала на чистом листе бумаги и не смотрела на тренера. Иногда она отрывалась от бумаги и бормотала себе, что – то под нос. Затем вновь старательно выводила буквы на белоснежном листе. Лазарев был в душе премного благодарен ей, но сразу выражать слова благодарности поостерёгся. Для него она до сих пор была женщина – загадка, непредсказуема и неопознана. Иногда она была словоохотлива, порой «глухонемой», но чаще в её речи присутствовала буксовка и она выдавала поток нелепых изречений. Она ходила по залу и всегда что – то писала в свой блокнот. И делала она это только во время тренировок Владимира Сергеевича, у которого с некоторых пор занималась его дочь. Лазареву всегда хотелось заглянуть в её блокнот, но она с ним никогда не расставалась. Даже уходя домой засовывала его глубоко в свою сумку. Он хотел отвлечь её от письма, но она была предельно сосредоточенна и постоянно заглядывала в свой блокнот и считала что – то на калькуляторе. По объёму текста, который ложился на листе бумаги, можно было определить, что пишет она реферат или послание турецкому султану.
– Всё, – сказала она, когда закончила писать. – Не надо мне его денег и любовницей не хочу быть при этом упыре. Он думал, водовоза нашёл. Дудки! И с домом он обломится. Хотя он уже фундамент там залил.
Лазарев не понимал, о чём она говорит и, оборвав её рассуждения, спросил:
– Вы о чём Людмила Ивановна?
Она вздрогнула от его голоса и, посмотрев на него, взяла лист в руки, бойко сказала:
– А вы послушайте!
Директору клуба «Сибирь»
От заместителя Л. И. Шутовой.
Заявление.
Я
