мы сегодня подумаем, придем завтра, пришлем вам еще кого-то, вы сможете познакомится… И мы еще поговорим, а мы решим что взять.
Все было довольно прозрачно, так картины не покупают, чтобы взять картину не нужно мучить художника изнуряющими и изматывающими разговорами о черти чем.
Сейчас опять вспомнилось – вот так и разграбили мои картины в гостинице. Олимпик Пента – никто не мучил меня там разговорами, просто стибрили …зачем платить нищему, низшему… Его деньги не спасут…
Кажется мы поговорили обо всем. И о сионизме, и об Израиле, и о гедонистах, и о Гегеле, и о возрождении, и о масонстве, и о власти, и той власти, и о другой. Я даже расписала смысл своего ноу хау- направления в живописи- реинкарнейшн волд.
Я даже начала сомневаться – а то ли я говорю. Но потом мне пришло в голову, что вопрос не в том, что я говорю, а в том, сколько я смогу выдержать почти без сна, в поточном трепе. Оказалось – целый месяц.
Однажды, закончив трепаться не очень поздно, но очень устав, я решила поехать к сестре на трамвае – благо он подошел к остановке одновременно со мной.
Туманный вечер, сырой и серый, окутывал ноябрьский пейзаж площади. Народа, несмотря на поздний час, скопилось много. Внезапно, трамвай вынырнул из тумана и возник радостным персонажем в холодной дымке. Я нетерпеливо вскочила на ступеньку, и села у окошка. Скоро, совсем недолго, и я буду сидеть у Светки на теплой кухне, и пить вкусный крепкий чай.
Спать у сестры, правда, тоже было неудобно. Диван был мне коротковат. Но в Русском доме я спать не могла. Во-первых, там было холодно. А во-вторых там все было под контролем. Я это поняла после одного из вечеров. Сотрудник наших служб занимал там апартаменты второго этажа. И когда после долгих разговоров я собиралась уходить, он вдруг нарисовался в проеме моей комнаты и пригласил поговорить.
– Еще?, – невольно вырвалось у меня. – Опять и снова?
Я молча подошла к нему и молча поцеловала. Сказывался стресс.
И все стало вдруг по-другому. Следующее утро встретило меня в лице директора этого заведения, который с порога сказал мне «ты».
Я не люблю панибратства. Мы с этим дядькой вряд ли ходили в один детский сад. К тому же, на нем был малиновый пиджак!
Малиновый пиджак на мужчине для меня равносилен костюму мультяшного героя.
Пусть, я неуважаемый член общества, меня никто не боится, я не имею сундука с золотом, и у меня нет армии вооруженных бандитов. Но к его кругу я тоже не принадлежу. Какой бы он ни был. Я женщина, и не привыкла, чтобы чужой человек, который ходит в красном малиновом костюме на работе, обращался ко мне на «ты». Никакой мой просчет, фривольность, поцелуй, или даже… да мало ли что… что может мне взбрести в голову… – все это не могло дать и не давало ему зеленый цвет на такое обращение ко мне. Даже если бы я трахалась с этим сотрудником
