и владение ситуацией, другие…
Как я была неправа. Как я ошибалась. Но, правда тогда еще не была мне доступна. Я не знала, что выбора нет, так же, как нет и свободы воли. Анархизм мой выражался в нетерпении и презрении, и я просто помалкивала о том, что я обо всем этом думаю. Мне абсолютно не хотелось участвовать во всем этом шоу. Но, сами понимаете… квартира, машина, бабло… Все это, или хоть немного из этого нужно было иметь, я шла на поводу у общих желаний, и при всем моем отвращении к лжи и притворству сама предлагала, и не только предлагала, но высказывала приемлемость для меня, для себя самой, всего этого механизма. Хотя в глубине души, наделась, что в один прекрасный момент я скажу всю правду… Всю правду… Я еще не знала тогда, в чем она заключается.
Если бы я знала об этом тогда…
Хотя ничего не изменилось бы уже…
Все было предначертано.
Я всего лишь осуществляла задуманное… к е м-то…
Я следовала чужому плану, даже не подозревая об этом. Мысли… их же не читают… Их пишут… Но об этом позже…
Каждый вечер, возвращаясь домой, к сестре, я встречала ее на кухне. В тот вечер меня привез домой службист. Я напилась, им показалось так сильно, что меня было страшно даже посадить в такси. Два сотрудника – два разведчика – два Сергея – были всегда рядом. Они не участвовали в этих разговорах, но сидели всегда всю ночь здесь же, рядом, за соседним столиком, до тех пор, пока я не покидала этот чертов шалман при Русском доме, где висела моя выставка, и где я, как привязанная, вынуждена была вести этот бесконечный треп не только из желания быть куда-то и во что-то принятой, а просто для того, чтобы продать хотя бы одну работу и иметь возможность заплатить тысячу баксов за вывоз работ на москау. В какой-то момент мне показалось, что я в западне, и живой мне отсюда уже не вырваться. Поэтому мне было все равно, что демонстрировать и как. Тогда я еще очень хотела жить. И не просто жить, а хорошо, а еще лучше – жить очень хорошо, то есть иметь квартиру, машину, бабло…
Кажется, я слишком часто об этом говорю… Но это все для того, чтобы… Потому что это были все мои желания… все, что занимало мои ум и сердце… это было то, что называется – мое умонастроение.
Я выпила. Они упорно наливали. Терять мне было нечего. В тот момент я могла бы танцевать румбу голой на столе. Лишь бы выпустили домой. Ужасно хотелось домой, но я все так же улыбалась.
Главное было тогда выбраться, уехать, вернуться домой, и по возможности с картинами. Поменять билет я не могла. Держали картины. А вывезти картины я тоже не могла – денег не было. Как же меня тогда все достало и напугало. Уже в последнюю неделю я подумывала, что оставлю выставку сестре. Потом, когда-нибудь потом, заберу… Когда смогу…
Постоянное напряжение. В каждом таксисте мне виделся чекист. Напоив, они не выпускали меня из вида ни на минуту. Я встала, шатаясь, и обратившись к Сереже маленькому заявила на весь этот крошечный шалман
– Я
