меньше, чем у Игги, – квартире собралось человек пятнадцать знакомых Мэри. В основном парни и девчонки из «Гуми», той его части, которая называется «Берлинерз». Кое-кого Игги знал по предыдущим вечеринкам.
– Э, брата Игги, камон! – закричал сидящий на спинке дивана Бигсби, тощий, красноглазый, с огромными дредами, затянутыми во что-то вроде рыболовной сети.
– Привет, люди, – Игги неопределенно отсалютовал банкой.
– Камон, брата, давай сюда. А вы все заткнитесь ради долбанного Джа! – Бигсби был уже порядком на волне, белки его глаз пульсировали, а рука с банкой ходила ходуном.
Игги протиснулся к дивану и уселся на подлокотник. Откуда-то вынырнула Мэри, и встала рядом, положив руку ему на плечо. Игги почувствовал, как его кидает в жар, и сделал большой глоток пива.
– Нет-нет-нет. Игги, брата! Сначала тост. – Бигсби попытался встать, но на мягком диване это и трезвому непросто сделать, так что он рухнул обратно на спинку, изрядно облившись пивом. – Слушайте все! Сегодня – великий день! Сегодня исполнилось ровно хрен знает сколько лет с тех пор, как лысый португалец открыл придумал двигатель разделения, отчего летать по космосу стало просто, как сходить по-маленькому. А если бы не он, мы бы и сейчас сидели на материнской планете, задыхались от угарных газов, подыхали от всяких онкологических ебаторий, и дальше солнечной системы никуда бы не совались. Потому надо выпить за этого лысого засранца, имени которого я не помню, и я сделаю это с моим братой Игги.
Игги чекнулся с Бигсби, собравшиеся поддержали тост одобрительными возгласами и шипением открывающихся банок.
– Я и забыл, что сегодня 20 августа, – сказал Игги Мэри.
– С этими забудешь, пожалуй, – усмехнулась Мэри, кивая на Бигсби. Того видимо накрыло очередным приходом, зрачки почти полностью скрыли белки глаз, щеки порозовели, по лицу ползла идиотская улыбка.
– Пойдем на балкон, напарник. Внутри я запретила курить.
Она взяла Игги за руку и потащила сквозь толпу. Кто-то снял со стены гитару, – настоящую, деревянную, Мэри очень ей гордилась, – и принялся наигрывать в слабую долю. Надтреснутый женский голос запел «No woman, No cry», тут же подхватили несколько других голосов. Игги эта песня очень нравилась. И еще про то, как один парень застрелил шерифа.
На балконе стояла скамья, украденная, видимо, в городском парке. Кто-то разрисовал ее в красно-желто-зеленые полоски. Рядом со скамейкой стоял сломанный утилизатор, до верха набитый пустыми пивными банками.
– Как настроение, напарник? – спросила Мэри, вытягивая из кармана пачку «Голуаз».
– Нормально. Правда… эти засранцы из «Осколков» чуть не завалили фуникулеры рядом с моим домом. Представляешь? Я потому и опоздал.
– Вот ублюдки, – Мэри покачала головой. – И что людям не живется спокойно.
– Рано или поздно их поймают. Я подписан
