для колебаний. В кафе-автомате они сидели друг напротив друга, не видя ничего вокруг, разве что, поскольку было еще слишком рано, считали нужным прерывать свое непринужденное молчание разговором. А потом снова погружались в него. То, что при зарождении любви все пары должны уединяться в будуарах, это уже в крови. И в Нью-Йорке их незаметно устраивают в ресторанах, окруженные похожей на стекло оболочкой, которая приглушает звуки мира, размывает и преломляет его свет, они вряд ли заметят хоть что-то, даже если викинги или вестготы разграбят соседние столики и подожгут заведение. Такому глубокому отречению от мира она пыталась сопротивляться – и по природе своей, так же глубоко запечатленной в крови, отложила встречу до воскресенья.
Он хотел ей позвонить и был в состоянии ждать, лишь зная, что сможет это сделать и сделает, а вот она не смогла бы ему позвонить, не позвони он ей сам. Таким образом, она действовала вопреки своему характеру, который в иных отношениях был значительно горячее и решительнее, и как бы без особого интереса ждала наступления восьми часов воскресного вечера, между тем как это ожидание, несмотря на ее целенаправленную дисциплину, непрестанно ее взвинчивало. Первая их встреча не оказалась для нее пустяком. В нем самом, в его глазах было нечто такое, что уводило далеко за пределы его застенчивости и осторожности при знакомстве с ней, нечто важное и достаточно серьезное, чтобы навлечь множество бед, горя и гнева. Потому что она уже была обручена.
Чтобы скоротать время, она занималась обычными делами. В субботу отправилась плавать, и хотя вода, омывавшая ее тело, пока Кэтрин пронзала ее на манер дельфина, иногда становилась его объятиями, почти с каждым гребком она одновременно и уплывала от него. Когда же, одолев свою милю, она вылезла из бассейна на мозаичную площадку и стащила купальную шапочку, сильная, с кружащейся головой, роняющая капли, то почувствовала себя так, словно они расстались и она осталась одна. А потом пришли печаль, тоска, удовлетворение, купленное заемным оптимизмом, который, она это знала, придется вернуть с процентами, а затем опасения: вдруг он не позвонит? По дороге домой она видела и слышала все вокруг с повышенной резкостью. На углу 57-й и Парковой улицы средь бела дня, бессознательно прижимая правую руку к сердцу, остановилась и дважды пропустила зеленый свет, не замечая ни машин, ни людей, то рвущихся вперед, то останавливающихся, то снова пускающихся в путь. Она смотрела на затененную южную сторону 57-й улицы, в сторону Ист-Ривер, наблюдая за флагами и облаками на ветру; первые бесились, как дикие кони на привязи, а последние проплывали, как невесомые галеоны.
Слуг, которые не сопровождали ее родителей в Ист-Хэмптон, куда ей тоже предстояло отправиться, рассчитали, и она была в доме одна. В субботу вечером, спускаясь по пяти лестничным пролетам из своих комнат на верхнем этаже в кухню, находившуюся в подвале, она начала танцевать на широких мраморных ступеньках между первым и вторым этажом – потому что умела красиво танцевать,
