волну», а на пустом полинявшем небосклоне вдруг объявилось некое сумасшедшее облачко, прикрывшее своим нежным телом обжигающий лик дневного светила на те десять минут, пока я добирался до дома мага.
Андрей Венедиктович, облаченный в темно-красный атласный халат с золотыми отворотами и манжетами и в мягкие восточные туфли, расшитые соответствующим узором, любезно, но в то же время сдержанно пожал мою руку, молча повернулся и пошел в глубь квартиры, тонувшей в прохладном полумраке. Так же молча, я на цыпочках проследовал за ним и оказался в большом и почти пустом зале. Пол покрывал мягкий ковер с коротким ворсом весьма странной расцветки: с какого бы угла вы ни смотрели на него, вам все время будет казаться, что в середине он имеет явное углубление или воронку, в которую вот-вот втянется вместе со всеми присутствующими. К тому же появлялось ощущение, что из этой воронки наблюдает чей-то внимательный, строгий взгляд, пронизывающий вас насквозь. Никакой люстры на потолке не было, а вместо этого во всех четырех углах комнаты висели канделябры из темного металла в форме цветков лотоса. Стены же были оклеены или покрашены каким-то фосфоресцирующим составом, создающим эффект глубины и зыбкости, будто вместо привычного камня струится некая проницаемая, но загадочная субстанция. «Дверь в Иновременье» – услужливо подсказало воображение спасительную для рассудка мысль. В общем, впечатление не для слабонервных, м-да! Не прост, весьма не прост, маг Золотарев! Надо же!..
Андрей Венедиктович прошел на середину зала, сделал какое-то быстрое, но сложное движение правой рукой, и во всех четырех канделябрах вспыхнуло неяркое желтоватое свечение. Затем у дальней стены вдруг проявились, – именно проявились, потому что раньше их там не было! – два низких кресла в такой же струящейся, как стены, обивке.
– Проходите сюда, – наконец подал голос маг и уселся в одно из кресел.
Я с некоторой опаской ступил на ковер, но так и не смог заставить себя пройти прямо по центру, а обошел «воронку» по большой дуге. Золотарев молча наблюдал за моими действиями, ничем не выдавая своей заинтересованности и не проявляя никаких эмоций. Прежде чем сесть в колышущееся с виду кресло, я украдкой пощупал подлокотник, желая убедиться в реальности его существования. Нет, обычное кресло, материал обивки похож на бархат или очень мягкую замшу. Пальцы четко ощущали материал, но глаза все равно не могли зафиксировать границу контакта! Мысленно чертыхнувшись, я задержал дыхание и… опустился в самое обычное кресло, с удивлением обнаружив, что успел буквально взмокнуть за последнюю минуту. Пришлось сидеть прямо, как при геморрое, иначе остывшая рубашка неприятно липла к телу.
– Так в чем же суть вашего дела? – невозмутимо поинтересовался Золотарев, извлекая прямо из воздуха зажженную сигарету.
– Вот, – я протянул ему папку с делом и тоже полез за сигаретами. – Двое молодых людей одинакового возраста погибают при весьма странных обстоятельствах от не менее странных, учитывая возраст, причин. Потом, уже в морге, их
