бы свой человек,как бы лишний.
А порою во сне
он кого-то крушил
и, хрипя,
в матерщину срывался.
Знать, германцев в Галиции
Газом душил.
Знать, с антоновцем
в рубке сшибался.
Может, был он герой.
А быть может, и нет.
Но при нём
был всегда крест нательный…
дядя Митя —
из детства приветливый свет
из его февралей и апрелей…
«В том доме…»
В том доме
жили прямо,
жили чисто.
И я впервые
слышал в нём тогда
историю
о графе Монте-Кристо
и о Втором
пришествии Христа…
Скрипя пером,
я здесь писать учился
среди простых людей —
своей родни.
Здесь русский дух
впервые мне открылся
в сиротские
мальчишеские дни.
«Я советский, как есть, наяву и во сне…»
Я советский, как есть, наяву и во сне.
И меня тут не переиначить.
Я родился в рабоче-крестьянской стране
И воспитан на слове «товарищ».
Рвать у жизни своё никогда не спешил —
Всё равно всё в Господних пределах…
Не российский, а русский по духу души,
Православный по вере и делу…
«Век прагматичный наш…»
Век прагматичный наш
Скорее зол, чем ясен.
И чужд ему Челкаш,
И чужд ему Герасим.
Скудеет белый свет.
Наглеют человеки.
Где сердце? Сердца нет.
Осталось в прошлом веке…
«Меня научило…»
Меня научило Армейское «Есть!»
Всей шкурой своею
Понять, кто я есть.
И эту науку
Постиг я, когда
Зубами в снегах
Оголял провода,
Чтоб связь обеспечить…
Иль в сонмище звёзд
Шёл в лютый мороз
На доверенный пост.
И там средь ангаров
Ударных стихий
Читал о весне
Мирозданью стихи.
«Завертит жизни карусель…»
Завертит жизни карусель.
Но надо всё ж остановиться.
Чтоб быть собой, нужна позиция.
Чтоб быть собой, потребна цель.
А кто ты есть? И что в тебе —
Всегда меж добрыми и злыми?
Способен ли, вдохнув полынью,
Понять, что русский по судьбе?
«Завертит жизни карусель…»
Прошуршит осенняя осока:
Всё до срока в мире,
Всё до срока.
И об этом чётко
В светлых кронах
Прокричит мне
Местная ворона.
В берег приунывшего пруда
Горьким вздохом
Плещется вода.
«Плачь, сердце, плачь…»
Плачь, сердце, плачь
О всём, что я увижу
Когда-нибудь
