style="font-size:15px;"> – Не волнуйся! – отрубил Довид. – Исполнят, исполнят.
Бабушка Роха ещё надеялась, что Шлеймеле передумает. Поухаживает за ней, нацелуется и бросит. Но он не передумал.
Когда мой отец впервые отважился привести мою испуганную маму на Рыбацкую улицу, чтобы познакомить с будущими свёкром и свекровью, бабушка Роха осмотрела её с головы до пят, как опытная покупательница тёлку, привезённую на продажу в местечко или в уездный город из глухой деревни, и хмуро пробормотала:
– А ты, деточка, смотришься лучше, чем я думала. Не красавица, но и не уродина.
Хенка покраснела и опустила голову.
– Как я понимаю, вы оба уже всё решили… – сказала будущая свекровь не с дружелюбной укоризной, а со скрытой угрозой. – Я хотела сказать: вы уже решили за всех нас, будете вместе жить без всякого, как водится у порядочных людей, родительского благословения. Сказали сами себе: «Мазл тов!»[3], обменялись кольцами, налили по бокалу вина, прокричали: «Лехаим!»[4] – и в постель!
Довид безмолвно стоял в сторонке, держа в руке неразлучное шило, как будто с минуты на минуту собирался проткнуть им свою долголетнюю спутницу.
– Да, – твёрдо сказал жених. – Давно миновали те времена, когда в таких делах верховодили родители – брали своих детей, как скотину, за рога и спаривали их.
– Хорошие были времена, – неожиданно пропела бабушка Роха. – Правда, Довид?
– Хороших времён, сколько я помню, Роха, никогда не бывало, – уклонился от ответа её осторожный муж и шилом поскрёб щетину на небритой щеке. – Но во все нехорошие времена нет-нет да и попадаются отдельные приличные люди.
– Хенка хорошая, – подхватил его мысль йонавский царь Соломон, никогда не отличавшийся особой смелостью. – Она хорошая, – повторил он. – Можете быть уверены.
Похвалы и заверения сына не убедили мою неприступную бабушку. Петух на то и петух, чтобы заливаться песнями во дворе перед курочками-дурочками. Она требовала от своего отпрыска других, более веских доказательств.
– Между прочим, что ты, деточка, умеешь делать, кроме того как покорять сердца парней? – с полицейской строгостью продолжала она свой допрос, не обращая внимания на странные подмигивания и несуразные ужимки Довида – мол, хватит, Роха, терзать человека. Деда так и подмывало напомнить, что и она если что-то до хупы и умела делать, так это только картошку в мундире варить и Богу молиться.
– Я умею любить, – ответила мама, обескуражив не только неуступчивую Роху, но и своего жениха. – Когда любишь, можно всему научиться.
– Умеешь любить? А варить, стирать, гладить, мыть полы, убирать ты умеешь? – бабушка Роха захлебнулась собственными перечислениями и внезапно осипла.
– Всё, что я делаю, я делаю с любовью, – сказала Хенка с простодушным достоинством, посмотрела в упор на стариков, застывших в каменных позах, и выпалила: – Я и вас обоих
Желаем счастья! (
За жизнь! (
