обозначает это слово? Опять какая-нибудь латынь?
– Да нет же… – Негромко рассмеялся Ларс. – Это «три кита» наоборот!
– Ясно. – Даниил тоже усмехнулся. – Она давно издает ваши книги?
– С первого дня, если можно так выразиться.
– Ваши первые творения имели такой же оглушительный успех, как и «Трансформ – любовь»?
– Вовсе нет. – Щека Шишова непроизвольно дернулась. – Первые мои книги были намного слабее. Я сам это понимаю! Поэтому и боюсь потерять доверие людей, которые были со мной все это время, с самого начала!
– Трансформ – любовь. – Даниил откинулся на спинку дивана, закинул руки за голову. – Трансформированное чувство?
– Да! – Внезапно вдохновившись, воскликнул Ларс. – Вот именно!
– О чем же книга?
– О нас с вами.
– Не понял!
– О человеческой сущности, которая настолько сложна, настолько альтруистична и эгоцентрична одновременно, что порой даже любовь принимает странные, извращенные формы!
– Но вы же пишите технофэнтези, а не любовные романы!
– Все так сложно…. – Шишов сложился пополам, оперся локтями о колени, с тихим стоном потер пальцами глаза. – Так сложно в жизни, в мыслях, в книге…. Начинаешь писать очередную историю про разумные машины, а заканчиваешь качественной драмой с любовным треугольником в самом центре!
– Любовь с разумной машиной? – В всегда бесстрастном голосе полицейского ясно прозвучали нотки неподдельно изумления. – Кого же так угораздило в вашем повествовании?
– Главную героиню, конечно. – Не разгибаясь, отчего его голос звучал глухо, ответил Ларс. – Прекрасную девушку по имени Ла.
– И что же? Ответили ей взаимностью?
– Я и сам до сих пор не понял этого. – Прошептал Шишов. – Вот такой я скверный писатель! Смейтесь надо мной! Смейтесь!! Мои герои творят, что хотят на страницах книги, живут по своему усмотрению своей жизнью и даже пытаются прорваться наружу и уничтожить меня.
– Поясните!
– Вам, правда, интересно? – Голос писателя звучал все глуше.
– Да.
– Извольте! – Ларс неожиданно встал, прошел к самому окну, выглянул на улицу. Его лицо, освещенное близким фонарем, стало неузнаваемым, резким, покрылось яркими желтыми пятнами. Даниил приблизился к нему, оперся на стену по другую сторону подоконника. – Я расскажу!
Пока Шишов собирался с мыслями, в воздухе повисла тяжелая пауза. Глаза Ларса сделались больными, блестящими, его кадык нервно дергался, руки не находили себе места. Гирс отвел взгляд от расстроенного писателя, посмотрел на улицу. И замер, потрясенный. От остывающего асфальта поднималась вверх едва заметная дымка, дальние дома подернулись полупрозрачной пеленой, отчего часто и вразнобой мигающие рекламные щиты превратились
