оказалось разговорчивое соседство, на которое я сначала сердился, а потом увлекся и начал слушать.
Справа пришлись у меня соседи только досадительные и даже, кажется, не совсем с чистою совестью. По говору слышно было, что тут, должно быть, помещены какой-то старичок со своею старушкою. Они всё что-то перекладывали и бурчали, причем старик употреблял букву ш вместо с и ж вместо з, а также он употреблял что-то и из «штакана» и называл это «анкор». У них, очевидно, было какое-то беспокойное домашнее обстоятельство, которое они приехали уладить и кому-то угрожать, но при этом они и сами ощущали какой-то большой страх за себя. Впрочем, больше беспокоилась одна старуха, которая была, очевидно, довольно трусливого десятка, а старик был отважен.
– Ничего, мама, – говорит он старушке, – ничего, «не робей, воробей». Это штарая наша кавкажская поговорка. Ты увидишь, что он нам дашт – непременно дашт… плохо-плохо, что четвертную дашт. Меньше ехать не штоило.
– Хорошо, если даст!
– Дашт, нельзя, чтобы не дал, я уж шамую жадобрил, и ключницу тоже. Шама-то вше поняла, как я могу ей и вред и польжу шделать, – могу штаратьша вшё ужнавать, и она будет жа наш штаратьша.
– Очень ты ей нужен!
– Нет, мамка, нужен. Ей надо жнать, кто ш какими мышлями приежжает, а я, жнаешь… я вше што ешть в человеке – вше это могу ужнать и шкажать. Я буду чашто шуда публику шопровождать и шо вшеми ражговаривать и от каждого его прошлую жижть ужнавать, а они потом будут их этим удивлять, что вшё жнают. Я им хорошо придумал. Я надобный! Ну, давай же анкор!
– А ты теперь как ей сказался?
– Как? Как мы ш тобой решили, так я и шкажался: иж благородных, кавкажшкой армии, брошены – непочтительный шын – шкажок начиталша… Ну, давай анкор!
– Что он богу не молится, ты это сказал?
– Да, шкажал: шкажал, что и богу не молитша и что шлужить не жахотел, а шапоги шьет… и у жидов швечки пошле шабаша убирает. Я вше шкажал, и дай мне жа это шомужки и анкор!
А старушка отвечала:
– Семужки на, а анкор не надо.
– Отчего же не надо? Я именно хочу анкор.
– Так, нельзя анкор.
– Что жа так! что жа нельжа!.. Налей, налей мне, мама, штаканчик! Я умно, хорошо вждумал, – мы теперь уштроимша.
Она налила, а он выпил и крякнул.
– Тише! – остерегла его старушка.
– Чего ты вше так боишьша?
– Всего боюсь.
– Не бойша, вше пуштаки… ничего не бойша.
– Скандал может выйти.
– Какой шкандал? Отчего?
– Еще спрашивает: отчего? будто не знает.
– Да, не жнаю.
– Ведь мы с чужою рекомендациею приехали.
– Да, ну, так што ж такое?
– Те, соседние жильцы, ее теперь небось ведь хватились – своей рекомендации-то.
– Может
