и во время чтения мне надлежит выдвигать такие комментарии, замечания или отклонения, которые я сочту необходимыми, и добавить их в манускрипт как отдельные эпизоды или комментарии, не являющиеся, однако, частью оригинала».
«Очень хорошо, – отозвался он – Вы имеете точное представление, начнем же».
«Я согласился надежно запечатать манускрипт, когда чтение его будет закончено, положить его в безопасное место и хранить тридцать лет, затем манускрипт должен быть опубликован».
«Именно так, – ответил он – мы понимаем друг друга, что и должно быть. Прежде чем мы приступим к дальнейшему, скажите, тем не менее, нужно ли Вам какое-нибудь объяснение? Если да, то задавайте любые вопросы по своему усмотрению, и я Вам на них отвечу».
Я задумался, но никакого вопроса не возникало. После некоторой паузы он сказал: «Ну, если Вам сейчас ничего не приходит в голову, то, возможно, впоследствии возникнут вопросы, которые Вы можете задать. Но поскольку уже поздно, да и Вы устали, мы не будем начинать сейчас. Я встречусь с Вами ровно через неделю, тогда и начнем. С того времени мы будем следовать предмету так быстро, как Вы сами изберете, но смотрите, не делайте никаких договоренностей, которые помешают нашей работе, ибо в будущем я буду более точен». Резкий импульс охватил меня и я сказал: «Можно мне задать Вам один вопрос?»
«Конечно».
«Как мне Вас называть?»
«Почему Вы должны называть меня? Нет необходимости обращаться друг к другу по имени».
«Но кто же Вы» – настаивал я.
На мгновение на его лице появилось страдальческое выражение, и он грустно сказал, делая паузы между словами:
«Я – Человек – Который – Сделал – Это»
«Сделал что?»
«Не спрашивайте, манускрипт Вам расскажет. Довольствуйтесь этим, Ллевелин, и помните, что Я – Человек».
Сказав это, он пожелал мне спокойной ночи и исчез на лестнице.
Через неделю он точно появился, сел на стул и, достав свиток манускрипта, вручил его мне со словами: «Я слушаю, можете начинать читать».
Осмотрев манускрипт, я заметил, что каждая страница его была несколько крупнее обычного листа бумаги. Написанное занимало намного меньше места, оставляя на бумаге широкий край. В пакете было сто страниц. Последнее предложение заканчивалось внезапно, указывая на то, что мой гость не надеялся завершить эту задачу за один вечер, и я могу в предвидении сказать, что с каждой встречей он вынимал из кармана примерно такое же количество написанного. Пытаясь читать манускрипт, я впервые нашел себя озадаченным стилем и почерком написанного, очень своеобразным и характерным, но отвратительно плохим. Тщетно пытался я прочитать его. Без долгого осмотра и огромной трудности даже начало предложения нельзя было расшифровать.
Старик, которому я обещал выполнить задание,
