об абсолютной ясности результата. Все это вместе с накопившимся за день вызвало неудержимые рыдания, как только Ирина с ученым секретарем вышли из комнаты.
Вдруг Инга Сергеевна словно снова услышала слова автобусной толстухи об интердевках и показалась сама себе противной. К счастью, кабинет зам. директора был снабжен маленькой туалетной комнаткой, где она могла укрыться. Взяв себя в руки, она, остановив рыдания, быстро ополоснула лицо холодной и горячей водой, подвела синим карандашом веки, подкрасила черной тушью ресницы и вернулась в зал, где уже все ожидали зачитывания результатов тайного голосования ученого совета.
Как только был зачитан никого не удививший результат, все тут же ринулись к виновнице торжества с поздравлениями и добрыми пожеланиями дальнейших успехов. Натянутые струны нервов снова расслабились, и слезы покатились по щекам. Сейчас она не хотела прятать эти слезы, которые явились спасительным освобождением от необходимости что-то говорить в ответ и, влекомая Ириной, вместе со всеми Инга Сергеевна направилась в кабинет зам. директора к накрытым столам, где постоянный тамада институтских банкетов Саша Беспелов вступал в свою роль.
Тепло, от имени всех коллег, поздравив соискательницу с единогласным результатом голосования, он предложил ей бокал шампанского и произнес тост во славу философии и женщин-философов, на которых, как он подчеркнул, лежит великая миссия — способствовать внедрению идей гуманизма в повседневную жизнь. Все дружно захлопали, зазвенели бокалы, и, как только Инга Сергеевна поднесла бокал к губам, она увидела у стены Анюту, которая с восторгом смотрела на мать, не смея подойти к ней. Инга Сергеевна быстро поставила недопитый бокал на стол и, подошла к дочери.
— Мамочка, как ты себя чувствуешь? — спрашивала Анюта на ходу. Но мать, не слушая ее, подвела дочь к толпившейся у столов публике и представила ее.
Праздник с фейерверком прекрасных слов, оценок, комплиментов и пожеланий продолжался еще примерно час, после чего они с дочерью, «обремененные» цветами, веселые и усталые направились к выходу. У выхода из института Инга Сергеевна сразу заметила силуэт молодого человека, который несколько часов назад назвал ее одновременно и «девушкой», и «тетей». Теперь, смущаясь, он молча преподнес ей букет бордовых гладиолусов. Она нежно, по-матерински поцеловала его в щеку и рванулась к деликатно отошедшей в сторону Анюте.
Приближался вечер, и солнечный закат придавал вымытым недавним дождем тротуарам и влажной листве особое изысканное очарование. Мать и дочь помчались в метро, чтобы успеть на ближайшую электричку. Вскоре они устроились у окна нечистого вагона, наполненного усталыми, одетыми в некрасивые рабочие одежды людьми, многие из которых смотрели в никуда, отупленные алкоголем. Инга Сергеевна и Анюта тесно прижались друг к другу, словно пытаясь создать невидимое ограждение от сидящих напротив пахнувших алкогольным
