ным. Существо, в которое он перевоплощается, превращается в уродца, у которого совсем отсутствуют крылья. Вместо крыльев из мест их привычного произрастания появляются какие-то похожие на лианы длинные отростки с пятью расположенными веером сжимающимися и разжимающимися обрубками на оконечностях. Лапы превращаются в набитые тугими мышцами мешки. У них пропадают когти, которыми так удобно на лету подхватывать зазевавшуюся добычу. Перья исчезают полностью и все тело светится отвратительной наготой безобразно светлой и гладкой кожи.
Во время дальних перелетов за пределы родных гор ему приходилось встречать подобных тварей. Они жили в густых лесах. Ловко лазили по деревьям и раздражающе шумели. Но у них была жесткая шерсть. У некоторых были даже хвосты, которыми они орудовали очень ловко, когда зависали, раскачиваясь, на сучьях. У них тоже были коготки, но не такие, как у него самого. Только у них не было крыльев, хотя они легко перелетали с одного дерева на другое. У них было вкусное, нежное мясо. Один раз ему удалось унести в когтях их орущего детеныша.
Он подошел к ручью и по привычке хотел зло заклекотать на увиденное отражение. Вместо привычных звуков, которые всегда в миг вскипавшей злости вылетали из его клюва, он услышал, какой-то злобный вой. Так мог выть ветер, проносясь узкими расщелинами гор. Так выли четвероногие твари, подкрадывавшиеся к нему в ту ночь, когда он впервые проиграл свой воздушный бой вожаку чужой стаи и раненый лежал на этом берегу. Тогда у него хватило сил только на то, чтобы перескочить на противоположный берег реки. Там сознание ушло от него. А когда пришел в себя, не смог узнать своего отражения в воде. Он был тем, кем стал сейчас, совершив сюда вторично свою вынужденную посадку.
Так кто же он? Треск ветки, сломанной неосторожным движением, долетел до его не успевшего потерять остроту слуха. Он резко обернулся, сжался в комок и изготовился к броску на врага.
– Не дури! – Появившееся из-за кустов существо было подобно его новому облику. Он не понял, что за звуки издал незнакомец, но ощутит, что тот предостерегает его от неверного поступка. – В прошлый раз я не сделал тебе ничего плохого! – Почему-то от этого существа, которое вместо перьев или шерсти было покрыто чем-то странным, похожим на тонкую сухую шкуру разных цветов, исходило что-то такое, что снимало напряжение и желание атаковать. Куски наброшенной на него шкуры необычно легко реагировали на малейшее дуновение ветерка и начинали колыхаться мелкими волнами. – Ты пришел сюда за помощью. Ты получишь ее. Но только никогда… поверь – никогда не поднимешься в небо на собственных крыльях.
Хотелось бежать. Скрыться где-то, пока не затянутся раны. Но, по сигналу незнакомца, вокруг, плотным кольцом стали подобные ему, в похожих одеяниях, направив в его сторону короткие палки, между которыми иногда пробегали зеленые и красные змейки огоньков. Стало ясно, что ему не сбежать от этих существ. Он покорно опустил голову.
– Так-то лучше! – Опять услышал он мягкий голос незнакомца. – Уведите его в пещеру. Пусть немного освоится. – И, выдержав паузу, завершил. – Я же уверял вас, что он вернется!
Ему впервые пришлось ступить в ту пустоту горных стен, что незнакомец назвал пещерой. На всякий случай он закрыл глаза. На их высокогорных плато, представлявших собой необъятную каменную гладь с голубыми озерами, поросшими по периметру ягодниками и мелкими лесочками, где прятались от посторонних глаз другие обитатели, был обычай: летуна, которому подходил срок прощаться с небом, собратья сталкивали в глубокое ущелье, делящее плато на две части. Здесь могло произойти что-то подобное.
– Подойди! – Услышал летун звук незнакомого ему голоса. – Ты пришел к нам навсегда.
Летун поднял голову, отбросил с глаз волнистые пучки шерсти, совсем такой, какая была на головах и лицах незнакомцев. Перед ним на большом белом камне, в потоке ярких лучей, бьющих коническим столбом из круглого отверстия в потолке, сидел один из незнакомцев, вызывавший почему-то бесспорное почтение. Было видно, что к этому незнакомцу все остальные относились так, как в стае летунов относились только к вожаку.
Голова и то, что должно было быть его лицом, покрывал густой белый пух, на вид такой же мягкий, как тот, что покрывает тела птенцов, только-только вышедших из яиц. Пух этот напоминал цветом снег с дальних вершин, на которые летуну приводилось залетать для поиска добычи, чтобы обеспечивать питанием большую семью. Устремленные на летуна большие синие глаза, напоминавшие цвет родных озер, смотрели с отеческим теплом. Шкурки, прикрывавшие его тело, в отличии от других были тоже белоснежны.
– Д-а-а… – Внезапно вырвались из горла летуна звуки, которые ранее он ни за что бы не произнес.
– Ты даешь слово? Это хорошо! Я тоже сдержу свое. Ты не уйдешь на дно ущелья, как это делали все твои предки. Ты обретешь новую жизнь, постепенно теряя узы прежней. Твоя жизнь будет уже не жизнью летающей птицы, а жизнью человека. Так будут зваться впредь твои потомки. Человек! Такое имя
