либо родной отец, либо приемный.
– Он был чертовски далеко оттуда. Нет никаких оснований подозревать его. Зачем им такое печатать?
– А ты как думаешь? На истории Мэтью можно нажиться. Я где-то читал, что тираж газеты увеличивается на десятки тысяч экземпляров, если они печатают новости по этому делу на первой полосе. Похоже, это может длиться бесконечно.
– Кровавые деньги.
– Говорить легко. Кому здесь уже предлагали деньги?
– Что, за утечку информации?
– И тебе предложат. Вот увидишь.
– Босс не обрадуется.
– И его босс тоже. Я точно знаю, что комиссар полиции лично интересуется результатами расследования.
– Кроуфорд идиот.
– Да, идиот, но он может сильно усложнить нам жизнь.
– Карлссон – крутой коп. Если кто-то и может распутать это дело, то только он.
– Тогда, похоже, никто его не распутает, так что ли?
Двадцать два года… Но когда Карлссон сообщил Деборе Тил, кто он такой, в ее глазах вспыхнула надежда – пополам со страхом. Она прижала два пальца к нижней губе и прислонилась к дверному косяку, словно земля ушла у нее из-под ног.
– Вообще-то никаких новостей о вашей дочери нет, – поспешил уточнить он.
– Да, конечно, я понимаю, – кивнула она и коротко, неуверенно рассмеялась, прижав руку к груди. – Вы так и сказали, когда звонили. Вот только…
Она не закончила фразу, но, в конце концов, что еще она могла сказать? Разве что «Как можно перестать ждать, как можно перестать надеяться и бояться?». Карлссон не мог заставить себя не думать о том, каково ей, даже после всех прошедших лет. Если бы они обнаружили крошечное тельце в канаве, она наверняка испытала бы облегчение. По крайней мере, она знала бы наверняка и смогла бы приходить на могилу, чтобы положить цветы.
– Я могу войти? – спросил он.
Она кивнула и отошла в сторону, пропуская его.
У каждого дома свой собственный запах. У Тэннера пахло плесенью и затхлостью, словно окна не открывали в течение многих месяцев, и от этого запаха першило в горле, как от застоявшейся воды из-под цветов. Дом Деборы Тил пропах моющим средством, и стиральным порошком, и полировкой для мебели, и еще в нем ощущался легкий аромат жаркого. Она провела его в гостиную, извинившись за беспорядок, которого там не было. Комната была полна фотографий, но ни одна из них не изображала Джоанну.
– Я только хотел задать вам пару вопросов.
Он сел в кресло, которое оказалось слишком низким, слишком мягким и напоминало ловушку.
– Вопросы? О чем еще меня можно спрашивать?
Карлссон не знал, что сказать. Он неожиданно понял, что думает, зачем вообще пришел сюда, зачем вытаскивает на поверхность трагедию, почти наверняка не имеющую ничего общего с Мэтью Фарадеем. Он смотрел на женщину напротив, на ее
