в сердце дергает. Не могу больше глядеть на тупость людскую.
– Тяжело тебе, Киря, ой тяжело! – сочувственно покивала головой Люда. – Это же страшно подумать, одни мертвые вокруг тебя. Как есть трупы. Иные и рождаются мертвыми, только мышечные сокращения и подергивания телами движут. А разума-то и нету. Сознание и понятие Высшего отсутствуют. Мне куда как легче. У моих мертвых мышцы устали сокращаться, вот и лежат тела, как трупы, спокойно. А давай-ка поужинаем, милый, – Люда принялась сервировать стол.
Кирилл достал из холодильника вмиг запотевшую бутылку «Finlandia» – для жены. Себе – вонючую самопальную ханку. Разлил по стаканам.
– Ну, за твои крылья, ангел мой!
– Эх, Люсьен, да не утрать я крылья, разве болел бы мой мозговой зуб? Распахнул бы я их, укрыл крылами своими мир, оборонил от грядущего конца. Но нет крыл, обрубили мне их, и ползаю, как последняя тварь в грязи среди ходячих мертвецов.
Выпив, Кирилл подцепил вилкой несколько вермишелин-глистов и звучно всосал их в рот. Последняя, словно прощаясь, вильнула хвостиком и мазнула Вешкина по ноздрям.
Людмила, подперев щеку рукой и оплыв на табурете рыхлым, тестообразным телом затянула свою любимую песню:
«Ох, надоел мне, надокучил
Вот этот самый мир вонючий…»
Тухлый взгляд ее при этом был обращен в себя и куда-то дальше, за спину.
– Люсьен, а вот разъясни мне, как это можно девять месяцев вынашивать в утробе мертвое, а потом это мертвое и родить. Как женщина объясни.
– А и ничего странного в этом нет. Женщины сами мертвые. И понесли от мертвых. Что можно взрастить в себе и выпустить в этот мертвый мир? Только такое же мертвое. Мертвизна расползается все шире. Уже и ничего живого не осталось в этом мире. Только воздух. Только воздух. Еще живой пока, но и он скоро умрет. И мы с тобой, Кирюша, живые. Потому что ты – ангел, а у меня иммунитет. И боле ничего живого вокруг. А пойдем-ка, милый, в постель.
…И они лежали на супружеском ложе и яростно, апокалиптически любили друг друга. Мокрые, потные тела с чмокающим звуком отлипали и снова приникали. Раз за разом. А вокруг лежал мертвый мир.
Антисказочка о полёте
Горб ему не мешал. Горб был всегда. Как данность. Так привыкают к родинке на щеке и перестают обращать на нее внимания. Правда, приходилось спать на боку, но это было единственным напоминанием о недостатке.
В один из дней, такой же обычный, как и все остальные, он поднял голову и увидел Звезду. Звезда приветливо улыбалась и подмигивала ему. Он удивился. Раньше звезды никогда не уделяли ему внимания. Или он не замечал? Так или иначе, эту Звезду он никогда не видел раньше. А Звезда продолжала все так же приветливо улыбаться. Она даже коснулась его щеки своими ласковыми лучами.
От этого ли прикосновения или от чего другого он ощутил легкую боль в спине. Что-то происходило с горбом. Он не только болел. Горб покраснел и начал увеличиваться в размерах. Словно
