закреплю деньги таким образом, что он не будет в состоянии раздавать их миссионерам, и всегда буду заботиться о нем и его детях, стараясь поднять их на ноги. Но здесь и речи быть не может об участии в прибылях. И если кто-нибудь из них станет расспрашивать тебя обо мне, ты должен сказать, что я занимаюсь торговыми делами: торгую землями и разными товарами. Скажи также, что у меня есть магазин и что я покупаю машины и даю деньги под обеспечение. Все это совершенно верно.
Шагая дальше, Банни переворачивал в уме на все лады ту моральную проблему, которой предстояло занимать его много лет. Какие именно права имели Уоткинсы на нефть, скрытую в земле под их ранчо? Мальчик больше не сказал отцу ни слова: он знал, что отец уже принял решение. Конечно, он должен повиноваться приказаниям отца. Но все же вопрос этот он обсуждал про себя всю дорогу, вплоть до самого ранчо, где они увидали старика Уоткинса, чинившего козий загон. Они подошли к нему и поболтали немного об охоте и о дичи. Отец заметил:
– Мистер Уоткинс, не войдете ли вы со мной в дом, чтобы я мог поговорить с вами и с вашей женой? – А когда мистер Уоткинс изъявил согласие, отец обратился к сыну и сказал: – Извини, сынок, попробуй пойти поохотиться за перепелками один, без меня. – И Банни ясно понял, что это означает: по мнению папочки, мальчику лучше было не присутствовать при хирургической операции, которая должна была лишить бедных Уоткинсов их шестисот сорока акров скал.
VI
Банни побрел вверх на арройо и увидел высоко на склонах холма пасущихся коз. Он поднялся повыше, чтобы взглянуть на них, и познакомился с Руфью.
Она сидела на большом валуне, пристально глядя на цепь холмов. Она была босая, с непокрытой головой, в изношенном и заплатанном миткалевом платье, из которого давно уже выросла. Руфь была худеньким, бледным, несмотря на загар, ребенком, – смуглость ее была анемичной, без признаков румянца, – с фамильными голубыми глазами и выпуклым лбом. Волосы ее были зачесаны прямо назад и перевязаны обрывком старой ленты. Она сидела и стерегла стадо, как это делали дети Палестины две тысячи лет назад, о которых она читала в единственной имевшейся в доме Уоткинса книге. Она этим занималась одну неделю из трех, часов по десять-двенадцать в день, чередуясь с сестрами. К ней редко кто-нибудь приближался, а потому появление чужого мальчика, вскарабкавшегося наверх, привело ее в смущение. Она не взглянула на него и сидела, поджав ноги.
Но Банни владел магическим словом, которое должно было открыть ему ее сердце.
– Вы ведь Руфь, не правда ли? – спросил он и, когда она кивнула в ответ головой, прибавил: – Я знаком с Полом.
В один миг они стали друзьями.
– О!.. Где? – Руфь стиснула руки и, не отрываясь, смотрела на него. Банни рассказал ей о своем посещении миссис Гроарти, – разумеется, ничего не упоминая о нефти, – рассказал, как пришел Пол и что именно произошло. Она его не прерывала, впиваясь в каждое слово. Руфь никогда не отличалась многоречивостью. Ее чувства протекали в глубине, не оставляя пены на поверхности. Но Банни знал, что она
