турками (отсюда, видимо, возникло деление императрицей греков на находящихся под турецким игом и вольных «поборающихся», которое содержится в рескриптах Эльфинстону и Арфу), и писали: «Но что в собственной нашей вольности в разсуждении общия православнаго нашего рода гибели?» Война турок против России, «врожденная к престолу вашему склонность, послушание и благоговение наше не попускают нам больше остаться без действия». А далее следовали уже известные заверения о 40 тысячах воинов Мани и 100 тыс. остальных пелопоннесцев («во всем Пелопоннисе людей, способных к войне, щитается, кроме нас, более ста тысяч»), не считая остальных жителей Эллады, Фессалии, Македонии и Химары, и «все сии [пребывают] в единомыслии с нами, и все мы намерены и готовы пролить и самую последнюю каплю крови нашея для службы Благочестивейшия Державы Вашея и для освобождения православныя братии нашея», «есть ли только во укрепление себе получат сильную руку вашу»[421]. (Как при таких заверениях не могла ни возникнуть у организаторов Архипелагской экспедиции надежда на успех сухопутных военных действий при поддержке русского флота!)
С весны того же года у Алексея Орлова установились связи с маниотскими (или майнотскими) капитанами. Контакты осуществлялись через Триест, где у Орлова были свои «корреспонденты»[422]. А осенью, в октябре 1769 г. Орлов отправил письмо главе майнотов Георгию Мавромихали, детально описав мероприятия, необходимые для организации совместных действий[423].
В своей деятельности А.Г. Орлов должен был предусмотреть и возможные осложнения в продвижении флота к берегам Греции, и облегчить пребывание эскадры вдали от российских баз не только путем организации складов боеприпасов и продовольствия, строительства госпиталя, снабжения флота опытными лоцманами, посылки брата Федора в Порт-Магон на встречу флота, но и через обеспечение экспедиции широкой поддержкой со стороны греческих и славянских[424] капитанов. И в этом Алексей Григорьевич преуспел.
Ф.Г. Орлов
В 1769-1770 гг. в российской и европейской прессе постоянно публиковалась информация о том, что греки и славяне в ожидании прибытия русского флота строят мелкие суда для ведения военных действий, что множество искусных стейерманов направились из Архипелага в Порт-Магон для препровождения российского флота в Левант; что «почти во всех приморских местах папских земель разъезжают греки с российскими паншортами для испытания ходу на греческом море», что у Болеарских островов собралось много вооруженных галер, соединившихся затем с эскадрой Спиридова[425]; что греки островов Идра, Псара, Специя и других, известные своим мореходным искусством, готовились к восстанию[426]. Таким образом, начало военных действий в Морее сопровождалось подогреваемыми прессой ожиданиями всей Европой того, как в ближайшее время греки с помощью русских свергнут многовековое османское иго.
Ждали прихода русских и
Копия Прошения Греческаго народа. Там же. С. 285.
Об этом сообщает А.М. Голицыну из Венеции в мае В.С. Тамара, назначенный переводчиком к маркизу Пано Маруцци и вовлеченный в подготовку восстания греков, вероятно, в связи со своей «Запиской о греках», поданной Н.И. Панину 21 декабря 1768 г. (См.:
Орлов предлагал подготовить казармы для русских подразделений, запасти для них продовольствие, доставить для нужд армии вьючный скот, послать в турецкие крепости людей, способных нейтрализовать турецкую артиллерию. Сигналом к началу восстания должно было стать появление в водах Морей российского флота, тогда-то и следовало призвать народ к вооруженному выступлению (
В русских источниках того времени «славянами», «славонами», «славонцами» именовали сербов – жителей Черногории и Далмации.
Например: Санктпетербургские ведомости. 1770. № 10, 16, № 23 и др.; G. (ГА. 1769. № 48, 69, 95, 99, 101; 1770. № 13, 19, 21, 27, 33 и др.
