провианту и принудить турок от голоду умереть… а как скоро прибудет флот, то всех греков и маниотов против турок вооружить»[429]. По тому, что и в 1771 г. после поражений в Морее Пандази Палеолог и другие его соотечественники продолжали предлагать смелые проекты совместных действий, можно судить, что с надеждами на российскую поддержку греки Пелопоннеса расставались с трудом.
В свою очередь Порта с начала войны смягчила свою политику в Греции. «Султан издал строгие повеления всем пашам, правителям областей, чтобы обходились с Греками со всевозможным человеколюбием, со всякою мягкостию, и приказал возвратить им оружие», – писал В.С. Тамара на основании писем, полученных из Греции[430].
Совершенно очевидно, что прихода российского флота ожидали и готовились к нему представители разных социальных страт Морей – от землевладельцев и духовенства до городских обывателей и горцев-майнотов[431]. Однако при неразвитости национального сознания, преобладании религиозных и родоплеменных приоритетов разные группы населения, встречая русских, руководствовались своими мотивами, что не могло не отразиться на их политическом поведении[432]. Как писал греческий просветитель Адамантиос Кораис (1748-1833), «некоторые думали только об отмщении своим притеснителям (и в ходе военных столкновений они жестоко расправлялись с турками. – Авт.); другие считали своим долгом перейти на сторону русских в силу единоверия, надеясь, что они восстановят божьи храмы, разоренные турками и превращенные в мечети (и русский флот, учитывая это, вез церковную утварь, а А.Г. Орлов приказал освятить 21 апреля 1770 г. в Наварине древний храм, превращенный турками в мечеть – Авт.)[433]; многие же благомыслящие люди смотрели на русских как на народ, предназначенный Провидением воскресить свободу Греции (и российские обращения содержали освободительные призывы. – Авт.)»[434].
В народе заговорили о древних пророчествах близкого освобождения страны северным народом. Греческое духовенство всячески способствовало укоренению этого мифа. Как писал С.К. Грейг, оно «напоминало о давнишних предвещаниях с целью убедить, что падение турецкого владычества близко и что пришло, наконец, время их свободы. Великие и могущественные братья их по вере прибыли теперь на помощь из дальних стран, ведомые рукою Провидения, для восстановления их независимости»[435]. Эти настроения подогревались прокламациями Орлова, в которых он высказывал уверенность, что все греки поднимут крест, сражаясь за общую религию, за свою родину и свободу, «видя, что все русские единоверцы прибывают из столь отдаленных стран, чтобы пролить свою кровь за христианскую веру и за тех, кто исповедует эту веру, понимая, как дорога эта минута, от которой зависит упрочение веры и свобода всего народа…». Все, кто ныне поднимется во имя религии и родины, обещал Алексей Орлов, «сверх воздаяния от Бога будут возвеличены и прославлены за свои усилия
РГА ВМФ. Ф. 190. On. 1. Д. 16. Л. 118. Письмо Обрескова, по словам Мавромихали, было перехвачено турками, и П. Палеолог потерял многих родственников, казненных турками, и все свое имение.
К биографии графа А.Г. Орлова-Чесменского. С. 283.
См. подробнее: Ροτζώκος Ν. Ορλωφικά και ελληνική ιστοριογραφία. Αθήνα, 2007.
Об этой церемонии см.:
Цит. по:
Собственноручный журнал капитана-командора (впоследствии адмирала) С.К. Грейга // Морской сборник. 1849. T.II. № 10 (октябрь). С. 653.
