крика. Я почувствовал, как на виске набухает вторая капля пота (видимо, первая была ее предвестницей). Этот проект я проработал очень тщательно, процент нашей прибыли заложил очень скромный – так почему такая странная реакция! Расчеты, сделанные за последние месяцы, промелькнули у меня в голове, подобно тому как за минуту до конца вся жизнь проносится перед мысленным взором умирающего. Нет, я не понимал, в чем загвоздка.
Но проблема была налицо, или, если угодно, на лице сидевшего напротив меня человека. И тут заговорил Гайар:
– Думаю, наш сотрудник учел не все данные и допустил оплошность. Мне понятна его ошибка и ваша реакция…
– …
– Собственно говоря, все это легко уладить… мы быстро устраним просчет… взгляните вот на этот документ… бла-бла-бла…
Продолжение его победной речи я уже не слушал. Было ясно: он с самого начала расставил мне ловушку: заставил работать с неверными данными. И поджидал момент, когда я публично облажаюсь, а он спасет ситуацию. Как он, бедняжечка, наверное, боялся, что я сегодня не приду, и вот почему встретил меня с такой радостью. Видимо, этот человек достиг заоблачных вершин в искусстве пакостить коллегам. И что было делать? Орать? Беситься? Нет. Я должен был молчать, чтобы не погубить проект. Я и молчал все время, пока японцы не ушли. Совещание продолжалось еще целый час – час унизительный, мучительный, – японский вариант китайской пытки.
Уходя, японцы, вежливейший народ, мне едва кивнули. Я остался сидеть на стуле в опустевшем зале и разглядывать записи на доске – радужные выкладки нового, постфукусимского урбанизма. Но вскоре в коридоре раздался рык Одибера: “Где этот болван?”, а потом явился и он сам. Шеф показался мне большущим, огромнейшим великаном, с головой под самый потолок. Заговорил он не сразу – поначалу просто молчал, но это молчание было ужаснее всего. Есть выражение “затишье перед бурей”. Я уже чуял в нем громы и молнии. Затишье, чреватое бурей, которая вот-вот разразится. Уже разразилась:
– Что это вы наворотили? Нарочно, что ли, чтобы все провалить?
– Но…
– Никаких “но”! Счастье, что ваш напарник вмешался. И впредь я не намерен поручать вам ответственные дела!
– …
– Вы подвели меня. Ужасно подвели…
– …
– В общем, до новых распоряжений вы больше ни к чему не прикасаетесь, понятно?
– …
– Так вам понятно?
– Да…
Он отчитал меня, как мальчишку. И я был вынужден беспрекословно слушаться. Мне хотелось заплакать – хорошо, что я разучился: не плакал так давно, что глаза отвыкли вырабатывать слезы. Шеф еще покричал и ушел. У меня гудело в голове. И снова заныла спина. Я был разбит душой, и тело не желало отставать. Но в тот момент я все еще был твердо убежден, что боль в спине никак не связана с тревогой. Вот найдут у меня что-нибудь серьезное, безнадежное. По сути, оно бы и неплохо. Шеф не посмеет сердиться на неизлечимо больного. Иного способа
