Король услышал и узнал всё, что хотел, и это не удивило его.
Небольшой симпатичный, впрочем, как любое строение в Гармоничном мире павильон с ажурной стремящейся вверх пирамидкой крышей, держался на сваях уходящих прямо в воду Срединной реки.
– Проходи, отдохни в тени, Хранительница. – Аттал широким жестом гостеприимного хозяина указывает на павильон. По узкому мосту с такими изящными металлическими перилами, что, кажется, тут-же сломаются, если кто-то решится опереться на них, они проходят над сероватыми водами реки, ступая на выложенный искусным узором каменный пол павильона. Павильон пуст. Аттал проходит в центр и садится за накрытым для приближающегося по времени обеда, столом, призывая Ину жестом сделать то же самое. Ина с удовольствием устроилась в удобном плетеном кресле. Легкий ветер колышет белые полотнища стен из нежнейшей полупрозрачной материи. Прохладой и негой веет от реки и совсем не хочется куда-то спешить, заниматься серьезными вещами. Другой берег так далек, что растущие на нем пальмы кажутся миражом, вызванным дрожащим, текущим в усиливающимся зное воздухом. Ина берет порезанные кубиками фрукты и, откусывая маленькие кусочки, с интересом наблюдает, как по Срединной реке скользят прогулочные лодки, и, выбравшие для себя путь приложения физической силы, жители-гребцы в белых одеждах стоят на высоком изящно изогнутом носу лодок, управляя большим веслом, направляя их неспешный бег вниз по течению, где за стеной города Стражей ждут тенистые рощи с пряными плодами на ветках, вкусив которые хочется танцевать. Звонкий смех и непонятные обрывки разговоров разносятся над гладью великой реки. Нарядные матильды, с выглядывающими из-под рук любопытными мордочками пушистых зверьков, наполняют прогулочные узкие лодки, что-то бурно обсуждая и беспрестанно взрываясь смехом.
– Ох, уж эти хвостатые жеманницы, – восклицает, следуя за ее взглядом Аттал, – пока они юны и безмозглы, они без ума не только от крепких стражей, но и от своих визгливых глупых собачек, которых Смотритель называет зверьками. А потом носятся со своими коконами, пока Смотритель рождения достанет оттуда хвостатое чудо и начинают пилить стража-мужа за то, что он мало уделяет ей внимания, больше времени проводя на плацу в тренировках. Мужской мир и женский, к сожалению, одинаков во всех мирах, Хранительница, – бросает он раздраженно надкусанный кубик оранжевого плода на ярко голубую тарелку, вызывая угасшую уже было тень тревоги, смутившую опять душу Ины, но лицо Аттала не меняется, его глаза всё с тем же интересом смотрят вдаль на лениво ползущие воды реки, и тревога опять отступает.
– И при всем этом – это ли не идеальный мир, – вопрошает Аттал, поворачиваясь к Ине, – заложенный Отцом-основателем, Отцом-создателем, твоим отцом. Мир беззаботной энергии, текущей плавно и ровно, и дарующей такое легкое приятное тысячелетнее существование, без эксцессов и излишних волнений. Каждый добровольно выбирает свой путь, обменивая
