стало лучше. Оказалось, что мы уже на ты и по именам. Они осведомлены о моем происхождении. Но сидят оба позади. Рядом со мной – никого. Автобус полупустой.
Мне снова ничего не остается, как прислонить голову к стеклу.
За окном – вечерний пражский пригород. Безликие блочные дома. В первых этажах стеклянные магазинчики. Наконец, я уехал из этой сказки. Запотевшее автобусное стекло размывает стоп-сигналы легковых машин до сюрреалистичных красных пятен. Покидая город, мы проезжаем мимо огромной пробки, скопившейся на выезде из города.
Мимо!
Наша полоса – только для автобусов. Это понимают все. Удивительная страна.
Я бы, наверное, смог здесь жить.
Только ближе к центру, конечно. Где-нибудь в Градчанах. В худшем случае в районе под названием Винограды. Название нравится.
Завод «Крушовице» оказался закрытыми железными воротами с узнаваемой эмблемой. В глубине двора темнели очертания аккуратных цехов. Людей я там не заметил.
Мы проехали слишком быстро.
На вокзале было холодно. Как у нас в горах. Я почти сразу потерял из вида студентов.
Ну и ладно. Я и так уже достаточно напряг их.
Послушно двинулся следом за потоком выгрузившихся.
Вокзал не впечатлял. Ничего курортного в нем не было. На улице люди разделились на два потока: те, что говорили по-чешски, двинулись по направлению к многоэтажным огням окон направо. На их пути угадывалась какая-то река, заключенная в бетон. И мост. Другой поток, изредка перекидывавшийся русскими словами, двинулся к многоэтажным огням слева, через дорогу.
Это было ближе и надежнее.
Я пошел за ними, стараясь выглядеть самостоятельно идущим к цели.
Улица, по которой я шел, была похожа на одну из пражских, только шире и ресторанов в первых этажах тут было побольше. Я подумал, ничего особенного.
Нужно запомнить обратную дорогу к вокзалу.
Русскоязычные быстро исчезли в переулках. Я оказался в одиночестве. Только за окнами ресторанов сияли лампы и довольные от пива и еды лица.
В основном – чешские. Чехи сильно от нас отличаются. Хоть и славяне. За спиной у них – длинное католическое прошлое. А это значит – порядки и порядок. Насаждать им коммунизм действительно было преступлением. Я понял это прямо в соборе Святого Витта, прогуливаясь мимо аккуратных надгробий древних чешских королей.
В соборе царило преклонение перед великим прошлым страны.
Во второй раз я понял это в автобусе, проезжая по свободной полосе мимо километровой автомобильной пробки.
Говорят, чехи не любят русских. Так говорят, естественно, русские. После пражской весны. После танков на улицах.
А любят ли кого-то русские?
Мне, например, все народы нравятся. Наверное, потому что я на четверть чуваш, на четверть поляк (терпеть не могу поляков), наполовину все-таки русский.
Паспорт у меня при этом казахстанский. Французы назовут
