Я делаю ещё шаг и останавливаюсь, осматривая деревья: белка застыла на ветвях старой ели. Несколько секунд зверёк пристально изучает меня чёрными глазами, затем срывается вдруг и бежит, перепрыгивая с одного дерева на другое. Скоро я теряю её.
Мне, видимо, следует повернуть обратно к деревне, потому что лес вокруг становится чаще, и я, кажется, забрёл достаточно глубоко. Я оборачиваюсь и смотрю на лыжню: надо только развернуться и идти по ней. Но я в нерешительности продолжаю стоять на месте. Тишина уже не такая плотная, и я пытаюсь понять, что её нарушает – где-то справа. Я слышу хрупающий звук, как если бы кто-то ел там капусту. Частый лес мешает обзору, но звук приближается, появляясь чёрной фигурой из-за кустов – старец.
Он заметно сутул, но очевидно выше меня; ряса монаха, подпоясанная тесьмой, прячет худое тело. Возле глаз и на лбу кожа складывается в морщины, оставшаяся часть лица заросла волосами: обильная борода, вспененная седыми прядями, падает на грудь широким потоком. Но более всего заметны глаза. Мерцающе-голубые, – будто плещется что-то в них: то ли вода, то ли небо, – они вперились в меня, лишая дыхания и движения. В правой руке старец держит палку.
Протекает время, – как возможно исчислить поток, даже войдя в него? – я продолжаю стоять; старец глядит на меня и начинает идти. Ко мне, всё ближе. Ружьё висит у меня за спиной, но руки свело и они не слушаются. Я с трудом ощущаю собственные действия, будто скованные густым, не успевшим ещё застыть раствором цемента. Лишь с большим трудом мне удаётся стянуть лямку с плеча, но монах уже рядом, и дуло почти упирается ему в живот. Я, кажется, вскрикиваю перед тем, как нажать на курок, и падаю, отброшенный выстрелом. Снег мягко ловит меня, лезет за воротник и в уши, острая боль в правой лодыжке возвращает к чувствам. Я хочу подняться, но руки проваливаются в снег, не находя опоры, а сверху чёрная фигура старца валится на меня, и я снова вижу его глаза. Они продолжают смотреть, но теперь это только инерция, и синий взгляд расплывается и быстро светлеет, как разбавленная водой акварель.
*
– Лыжа вбок ушла, а другая – сверху её держала, вот, вывих и получился, – объясняет Андрей Иванович, заматывая ногу бинтом. – Если бы не крепление, обошлось бы. Ну, ничего, неделю, может, понеудобствуешь, а то и раньше утихнет.
Раздаётся стук, и Михаил идёт открывать дверь. Это приехали монахи, им нужна голова убитого.
Андрей Иванович фиксирует бинт и, прихватив со стола большой нож, выходит в сени – там подвешена туша. Спустя короткое время он возвращается.
– Понесли череп вываривать3, – объясняет он про монахов. – Я раз был у них в подвалах: там по углам до потолка черепами уставлено. Скоро девать некуда будет. Ну, да ладно их… Я думаю, может, похлёбки из потрохов нам сделать? Или печёнку зажарим4?
В день отъезда поиски Иванова всё ещё продолжались.
См. Приложение №3.
См. Приложение №4.
