что ты здесь. – Она погладила его по волосам. – Мне ужасно тебя не хватало.
– Я не знал, захочешь ли ты меня видеть, – поспешно выпалил он. – Особенно после всех тех ужасных вещей, которые я наговорил перед уходом.
– Пьер, моя любовь к тебе безусловна, как любовь Господа ко всем нам, его детям. Неважно, где ты был и что ты делал, Господь и мать всегда будут ждать тебя здесь с распростертыми объятиями.
– Я не заслуживаю ни прощения, ни любви, после того как обошелся с тобой, папой и Жаном, когда уходил. – От прилива эмоций перехватило горло, пришлось откашляться, чтобы продолжить. – Я глубоко сожалею, что не почитал тебя, как должен был. И молю тебя о прощении, хотя и знаю, что я его не заслуживаю.
– Конечно же я прощаю тебя.
– Ох, матушка… – Он ненавидел себя за дрожь в голосе.
Скрип половицы у самой двери заставил его подпрыгнуть.
Он отпустил матушку и обернулся, делая глубокий вдох, чтобы взять себя в руки. И надеялся, что слезы все же не потекли из глаз.
Бригада задразнит его до смерти, если обнаружит плачущим в объятиях матери.
Матушка же позволяла слезам свободно течь по щекам и поднялась с улыбкой навстречу гостю.
– Взгляни, кто пришел.
В двери стояла молодая женщина, в руках у нее был тряпичный сверток. Она застыла на месте, глядя на Пьера широко раскрытыми глазами.
И Пьер глядел на нее, изучая простой капор, под который она убрала волосы, милое лицо, испачканное грязью, высокий воротничок и отвратительный серый цвет одежды. Где же он ее видел?
В ее кротких карих глазах сверкнул упрек.
И он понял. Вчера. В лесу.
Непроизнесенные слова зависли в воздухе между ними, заставив Пьера подняться на ноги.
Она была той самой женщиной, на которую он наткнулся во время своей разведывательной миссии на остров, женщиной, которую он спас от рук британского солдата. И было вполне очевидно, что она узнала его даже после того, как он сбрил бороду и вымылся.
Он сощурил глаза. Она же не выдаст его секрет, верно? Коротко качнув головой, он дал ей знак, что говорить об этом не нужно.
Но она отвернулась, явно игнорируя его предупреждение, и зашагала к столу.
Сердце Анжелики грохотало в груди, как индейские барабаны, отбивавшие свой ритм в оставшемся на берегу лагере.
Пьер приехал. И стоял всего в нескольких футах от нее.
Теперь, когда он побрился и вымылся, он казался еще красивее, чем в ее воспоминаниях.
Все в его внешности – от темных вьющихся волос до способности карих глаз растапливать даже самые ледяные сердца – все было потрясающим. Она остановилась у стола и оперлась о столешницу, пытаясь успокоиться, прежде чем снова сумеет на него посмотреть.
Одну руку она прижала к груди, отчаянно пытаясь умерить сумасшедший стук сердца, который,
