Я сама пойду в милицию.
– Ты чего это? Чего ты удумала? – изумился он.
– Подожди! – Катя взяла его за руку. – Послушай меня! Нас все равно поймают, рано или поздно. А я не хочу, чтобы из-за меня… Дядя Гриша, я пойду к ним и скажу, что поссорилась с братом, взяла деньги и поехала искать отца. Сама. Они ничего мне не сделают, просто вернут домой – и все. А ты – уходи! Уходи, дядечка Гриша, пожалуйста.
– А ты? – замотал головой он. – Как ты с ними будешь опять? С матерью? С Максом?
– Ничего, – улыбнулась сквозь слезы Катя. – Я теперь ничего не боюсь. И драться ты меня научил. Пусть только попробуют теперь меня обидеть!
– Катюха, – пробормотал он. – Да как же это…
– Погоди, дядь Гриш. – Катя старалась говорить сдержанно, по-деловому. – Я тебе еще сказать хотела. Не езди ты в Джанкой к корешу, а? А то опять куда-нибудь влипнешь. Ты возвращайся к Наде, объясни ей все. Скажи, что наврала я. Газету с объявлением покажи, она поверит. Она хорошая, правда, я сразу это почувствовала. Потому и бесилась так. Ты, дядь Гриш, держись за нее! И рисовать не бросай, хорошо? Пообещай мне, а то не отстану! Обещаешь?
– Обещаю! – сдавленно проговорил Григорий. – Катька, неужто расстаемся мы? Как же все получилось-то так… Ох, голова ты моя бедовая. И отца так и не нашла настоящего…
Катя, сглотнув, сказала вдруг:
– Нашла, дядя Гриша, нашла! – Подалась к нему и обхватила тоненькими руками за шею.
Мать тискала ее, целовала, плакала, ругала, снова целовала. Как только им удалось наконец разобраться с милицией и остаться вдвоем в гостиничном номере в Днепропетровске, мать приступила с расспросами.
– Ты почему все мне не объяснила? Я бы приехала, я бы этому болвану надавала по шее, – твердила она.
– Я пыталась, – пожала плечами Катя.
– Ох, Катька, Катька, – вздыхала мать. – Выпороть бы тебя… И братца твоего заодно. Ну, ничего: я его наркологу сдала, пусть сделает из него человека.
– Пускай попробует, – хмыкнула Катя.
– А… Иван? – осторожно спросила мать. – Ты нашла его? Видела?
– Видела, – сумрачно кивнула Катя. – Лучше бы не видела…
– А я тебе что говорила? – с видом победителя вздернула подбородок мать. – Что, убедилась теперь, что больше матери никто тебя любить не будет?
Катя, не желая отвечать, коротко передернула плечами и с хрустом откусила яблоко.
В тот же вечер они вылетали в Москву.
В самолете, прижавшись носом к круглому холодному стеклу иллюминатора, Катя смотрела на остававшуюся далеко внизу землю. На огни городов, голубые ленточки рек, ровные квадраты полей, сплетающиеся паутины дорог…
Мир лежал внизу огромный!
И больше не страшный.
Теперь она знала, что везде есть люди – такие же, как она, или другие. И хороших среди них все же больше, чем плохих.
Где-то там остался лысеющий Миша. Катя надеялась, что он все же помирился
