кратко обменивались впечатлениями от ресторанов – просто досужие разговоры, как бы интересны они ни были сами по себе.
Я сел на стул в уголке комнаты.
– У вас все хорошо?
– Дела идут отлично, – ответила гостья. Немного рассказала о своих детишках, о работе в клинике, об успехах – все это так, по верхам, ничего существенного извлечь из ее монолога не удалось бы. И все же в ней чувствовалась какая-то напряженность, что-то ее тревожило, тогда как я, часто бывая в ее кабинете, давно уже привык к спокойной уверенности доктора. Она спросила меня, как я себя чувствую, и по ее тону ощущалось, что она точно знает, как я должен себя чувствовать: грустить, испытывать некоторую неуверенность, но, несмотря на жестокость перенесенного удара, надо встряхнуться и жить дальше. Так уж устроен наш мир.
– Несколько труднее, чем я ожидал, – ответил я ей. – Но на этом нельзя зацикливаться, иначе можно позабыть все, что узнал о жизни, пока был вместе с ним.
– А вы думаете завести себе другого пса? – Памела Бендок на секунду смутилась, сообразив, что рановато, быть может, заводить такой разговор, но все же продолжила: – Вы слишком любите собак, чтобы обходиться без них.
По правде говоря, еще в последние недели жизни Гарри я категорически отверг для себя всякую возможность завести в будущем какую бы то ни было собаку, и на то имелось множество причин. Я не желал снова причинять себе боль; мне необходима была свобода уезжать и приезжать, когда потребуется; к тому же сейчас у меня была совсем не та жизнь, как во время появления в ней Гарри. Все это так, но главное заключалось в другом: я очень боялся, что любая новая собака будет во всем уступать ушедшему любимцу. Разве совершенство так легко найти?
Однако мне очень не хватало пса, как и ставшего привычным распорядка дня, на котором основывалась наша с ним славная жизнь. Я тосковал по постоянному спутнику, по утренним прогулкам и долгим путешествиям по городу. Благодаря Гарри у меня появились цели и привязанности. И существовать без всего этого значило отказаться от той жизни, к которой я привык и которая мне очень нравилась. Да и сам я потихоньку перестал бы быть тем человеком, каким стал благодаря дружбе с Гарри.
– Еще не решил, – ответил я на вопрос Пэм, но по ее глазам сразу стало видно: она понимает, что я лгу.
– Будет у вас пес, и очень скоро, – сказала она и оказалась права уже далеко не в первый раз и далеко не в последний.
И тут меня поразила мысль, то ли возникшая внезапно, то ли вызревавшая уже давно, исподволь, и вот сейчас созревшая окончательно. Мне вдруг вспомнился галстук, дорогой галстук «Эрмес», который уже много месяцев лежал в своем оранжевом футляре на полке в моей гостиной. Вычислить загадочного отправителя я не сумел, потому что суровая действительность отвлекла меня от этой увлекательной головоломки. А вот сейчас я заметил галстук, спокойно лежавший на полке, и невинным тоном проговорил:
– Вы просто не поверите, что
