однозначно не являюсь философом, настолько сосредоточившимся на вопросах насилия или мошенничества, чтобы вести такого рода рассуждения. Я думаю, что темперамент Зинедина одержал победу над его самоконтролем. Не стал бы примешивать сюда мораль, даже если для профессионального философа это, как я понял, делается в рамках великого поступка или великой «парадоксальной игры».
– Философ вовлек вас в эту «великую игру», поскольку в заключении книги написано и про вас: речь идет о вашем поведении на стадионе «Эйзель» в Брюсселе в мае 1985 г.: «Платини – герой моего детства, игрок безграничных возможностей. Чтобы существовать, ему не нужно продавать рекламу или быть активистом где-то во внешнем мире. Он – это игра. Он единственный в этой книге, кто не совершал неправильных поступков в смысле спорта. Он никогда не получал красной карточки, ему известны футбольные уловки, но он предпочитает честную игру. Но на стадионе в «Эйзеле» в 1985 г., когда он бежит, подняв руки вверх, без ума от радости после своего победного пенальти, трудно забыть о тех, кто погиб на трибунах. В тот день его упрекали в выражении радости. Как он мог забыть о погибших. «Нужно будет спросить у психиатра», – отвечает Платини. Достаточно перечитать, что пишет Паскаль о развлечении: «играть – это по определению забывать». Мы не можем избежать своей участи, но можем сделать так, как будто это возможно. Игра всегда происходит на фоне смерти. Для меня поведение Платини на «Эйзеле» – это в чистом виде утверждение игры перед лицом смерти». Если бы речь шла не о «Эйзеле», я бы сказал, что это красиво, как у Дюрас. А вы?
– В моем поведении на стадионе в «Эйзеле» можно усмотреть все, что угодно, но никак не чистоту. Тут я снова предпочитаю предоставить философа его философии. Однажды, правда, я говорил вам, что там погибли люди и когда я как бы выкинул их из головы или отрицал произошедшее, мое поведение скорее можно было отнести к компетенции психиатрии. Впрочем, я сказал то же самое и Маргерит Дюрас несколько месяцев спустя. Если мое поведение можно анализировать с точки зрения особенной «науки», то это скорее психиатрия, нежели философия. Однако важное уточнение: я знал, мы знали, что там погибли люди. Но тридцать восемь! Этого, конечно, нет. Один, два, может быть, три человека, и говоря это, я прекрасно осознаю, что возмущаю людей чувствительных, более того, только отягчаю свою участь. Даже если я тут же добавлю, что и одной, двух, трех смертей было слишком много. Мы не представляли себе масштабы трагедии. Мы узнали об этом только на следующий день, как, впрочем, и многие из тех, кто тогда был на стадионе (29 мая 1985 г. в Эйзеле во время финального матча Кубка европейских чемпионов «Ювентус» – «Ливерпуль» произошло обрушение трибуны, в результате погибло 39 человек. – Прим. ред.).
– Психиатрия заводит нас еще дальше в дебри человеческой противоречивости и слабости, нежели философия, которая в свою очередь посвящает себя возвеличиванию мысли и духовных игр.
– Обратиться за помощью к психиатрии, это прежде всего означает признать, что люди, за очень редким исключением, отнюдь не герои.
