число которых доходило до 30, были ещё военно-морские подготовительные училища, суворовские и нахимовские училища, плюс к ним специальные школы военно-воздушных сил, которые, однако, относились к Министерству просвещения. Нельзя не признать, что создание учебных заведений указанных типов было весьма продуманным шагом советского руководства. Одни только специальные артиллерийские школы с 1937 по 1941 год выпустили 10 тысяч относительно готовых к войне лиц, которые, пройдя нормальные училища или курсы командиров, приняли активное участие в боевых действиях. Моё поступление в КАПУ состоялось в июле 1948 года. Оно было на конкурсной основе при очень и очень высоком конкурсе. Проблема для меня была в том, что большое число лиц поступало вне конкурса: дети, родители которых погибли (или хотя бы отец-кормилец), дети военнослужащих, отличники, а затем уже шли остальные. Получалось так, что принять на государственный кошт можно было 200 человек, а количество заявлений превышало тысячу. На экзамены я шёл без особой надежды с довольно-таки упадшим духом, понимая, что у меня нет никакого преимущества, поскольку отец уже не военный, он только что демобилизовался.
Со вступительными экзаменами дело получилось так: что-то, что я мог, я решил и написал. В нужный день тупо приплёлся в училище посмотреть на списки поступивших и… от удивления чуть не упал, увидев в списке свою фамилию. Здесь я должен ещё сказать, что учился в школе я совсем не рьяно – в основном на 3–4 при пятёрках только по русскому языку, литературе и истории. Когда я потом пытался понять чудо моего поступления, я пришёл к выводу, что видимо при мандатной проверке приёмная комиссия запросила об отце военкомат, там сказали, что отец по состоянию здоровья только что уволен, и меня причислили к детям военнослужащих. Возможно, конечно, я вдруг и случайно справился с заданиями по физике и математике, но всё равно я по сие время рассматриваю факт поступления в КАПУ как дело моей судьбы. Со временем число подобных фактов увеличилось и мне пришлось поверить в судьбу на самом деле, а затем и в Бога. Кстати, крещён я был вместе с родившимся братом в марте 1942 года в эвакуации у дедушки с бабушкой в станице Орджоникидзевской, наверное под их прямым воздействием и участием. Отец и мать у меня Бога не отрицали, но назвать их верующими сложно: отец был убеждённый коммунист, а мать несомненно верила, но без настойчивости. Другими словами, к вере родители ни меня, ни брата не приобщали. С течением времени жизнь сама нас привела к вере. Процесс приобщения был довольно длительным. У меня он занял лет 20 активной взрослой жизни, поскольку самому в делах веры разобраться трудно, если не невозможно. Главное препятствие создано церковниками, которые гигантски усложняют путь к Господу. Ведь, казалось бы, путь этот прост. Ты признал, что Бог есть, ну и иди к Нему. Но вперёд ты поступаешь, как и все: идёшь в церковь, приобщаешься к верующим и тебе даётся от таких "учителей" простая установка. Суть её вроде проста до наивности: священник сообщает, что он лицо как бы приближенное к Богу, он владеет
