делались для скота или материальных грузов. В вагоне на нарах размещалось по одной – две семьи в зависимости от их размера. Нары были двухъярусные, соответственно в вагоне на четырёх нарах размещалось 6–8 семей. В середине вагона на железной прокладке стояла печка-буржуйка, она обогревала вагон, и на ней можно было что-то приготовить или разогреть. А пищу мы получали от общего курсантского котла на остановках, которых было очень и очень много. Сейчас, вспоминая это, удивляюсь: как мы смогли жить в таких условиях жизни, и я не помню, чтобы происходили какие-либо ссоры. Наоборот, все друг другу всячески помогали и всё понимали. Почему было так? Ответ, в части, даёт инструкция, которую немецким солдатам давали перед отправкой на Восточный фронт. В части она гласит: "Русский человек привык переносить страдания и обиду. Это не значит, что у него атрофировалось чувство обиды: причинённая несправедливость вызывает глубокие моральные переживания, хотя внешне это незаметно. В то время как европеец старается отомстить за обиду, русские научились переносить страдания с фантастическим терпением. Если же чаша переполнена, русский восстаёт, и долгое терпение разряжается с бешеной, безумной силой… Каждому русскому свойственна глубокая любовь к Родине и "матушке-России". Эта любовь к Родине меньше всего носит националистический характер."[2].
В целом, немецкие пропагандисты всё определили правильно: простому русскому человеку во все времена приходилось тяжко, но с этим приходилось мириться, ибо государство со всех сторон подвергалось опасностям. Глупо и смешно звучат заклинания западных либералов и демократов о том, что человек, это, мол, всего лишь биологическое существо, что все люди одинаковы, а значит у них должны быть одинаковые права и свободы в их западном понимании. И большая беда в том, что Запад пытается навязать этот подход всему миру. Люди могут быть одинаковые лишь как дети Бога, в своей искренней и единой вере к Нему.
В общем, при нашем долготерпении мы приехали в далёкие края, бывшие раньше законной территорией людей ссыльных. Но… там такая чудесная природа, надёжные, гостеприимные люди! Так что воспоминания о Байкале остались на всю жизнь.
Год пошёл 1943, мне стало 10 лет, и тут я узнал, что в Тбилиси было создано первое Нахимовское военно-морское училище, куда принимали детей именно с 10 лет. Казалось бы, ну и что? Но дело в том, что вырастая в семье моряка, неплохо представляя морскую военную службу, я уже тогда задался мечтой стать моряком. И тут вдруг такое событие! Вообще-то мечта у меня появилась раньше, когда мы жили в Ленинграде на 14 линии. Отец учился в Военно-морском училище им. Фрунзе, а я тоже учился в первом классе. А соседом нашим оказалась семья, в которой сын учился в специальной военно-морской школе. Тогда такие школы только учредили, в них можно было поступить после седьмого класса. Паренёк этот, воспитанник спецшколы, щеголял в морской форме, этим воображал, и я вполне закономерно ему завидовал. Передо мной был мой
"Дуэль", № 31 (379), 2004.
