случае, на какое-то время вы сможете ей продлить жизнь. Смею вас заверить, у меня большой опыт и не только в медицине. Такое случалось…
– Это более, чем странно, – усмехнулся я. И с некоторым апломбом добавил. – Я всего лишь форвард. И опыта ни в религии, ни в медицине у меня нет. И вряд ли смогу ей помочь, сидя у больничной койки, от жалости сжимая руку. Помочь – это ваш долг и обязанность.
– Мне очень, очень жаль, что я уже ничем не могу помочь вашей…
Последнее слово я не услышал. Поскольку поспешно покинул кабинет.
Я сидел у постели матери, взяв ее за тонкую руку. Ее волосы, красивые, пышные, были разбросаны по подушке, которая пахла хлоркой. Ее глаза, огромные, голубые, по-детски смотрели на меня, словно о чем-то хотели спросить. Или попросить. Но я не спросил о чем, поскольку сам всегда просил у нее.
– Ты прекрасно выглядишь, мама, – сказал я то, что и положено говорить у постели больного.
Впрочем, я почти не лгал. Она не была похожа на умирающую. Разве лицо чуть бледнее обычного. А, возможно, это тусклая лампа на больничной тумбочке придавала вполне благородную бледность ее утонченному лицу.
– Ты едешь в Монреаль? – тихо спросила она, и мне показалось, что в ее огромных глазах застыл испуг.
– Ну конечно, мама. Ты же сама этого хотела – видеть своего сына победителем, – поспешно, слишком поспешно ответил я, словно подсознательно боялся возражений.
– Конечно, – еле заметно улыбнулась она. – Мой сын всегда будет победителем.
– Я только волнуюсь за тебя, мама, – сказал я то, что должен сказать любой сын.
– Но ты, надеюсь, не напьешься от волнения? – и вновь в этих глазах какая-то слабая надежда на правильный ответ.
Я ответил правильно. Как считал нужным.
– Ну что ты, мама! Ты меня с детства отучила запивать проблемы вином. Вино – удел слабаков и неудачников.
– И не станешь рыдать в подушку, если вдруг… – она вдруг умоляюще на меня посмотрела. И ее взгляд впился в мои глаза, словно пытался в них что-то увидеть.
– Ну ты что, мама. Ты меня научила никогда не плакать. Слезы ведь мешают стать победителем.
Мама повернула лицо к стене.
– Как многому я тебя научила, сынок… Только… Только…
– Что, мама? Ты что-то хотела сказать? – я погладил ее мягкие пышные волосы.
– Нет, сынок, ничего.
Она медленно повернула голову ко мне и стала внимательно разглядывать мое лицо, фигуру, словно пыталась запомнить.
– Как хорошо, когда люди уходят незаметно.
– Я посижу, когда ты уснешь, я уйду незаметно, – сказал я, не пытаясь вникнуть в смысл ее слов.
– Нет, ты уйди так, чтобы я тебя видела. Твою походку, твои жесты. Иди, Талик. Я хочу тебя видеть. К тому же тебе предстоит завтра важный перелет. Ты еще должен отдохнуть, да? Ну же, иди, – она еще сильнее вцепилась мне в руку, словно наперекор своим словам. Словно хотела сделать вызов
