еще заключение, Парамыгин?! Вы что, с ума посходили?! Это что, партийная оценка?!! – он навис над зеленым сукном, словно собрался вынести стол вместе с сидевшими за ним офицерами хоть куда-нибудь, но подальше от своего кабинета. – Партсобрание исключило! Единогласно!! Вы что, коммунистам политотдела не доверяете?! С Луняниным, выходит, спелись. Та-ак!! А как считает подполковник Семенов?
Давно ходивший в замах начальника штаба, вечно угрюмый и чем-то недовольный Семенов, уже видевший себя в новой должности после ухода Громова, развел руками:
– Почему же, коммунистам политотдела мы доверяем. Как не доверять!
– Ну вот, – облегченно вздохнул Дубяйко, считая, что дальше никаких казусов ожидать не придется и он быстренько доложит в политуправление и лично генералу Иванникову о том, что коммунисты полка из всего случившегося сделали верные выводы. Он уселся и привычно расправил плечи.
– Чего мы здесь разошлись, давайте послушаем Ерохина, – внес предложение Парамыгин.
– Чего его слушать, надо выносить вопрос на голосование, а, Сорокин? – Дубяйко хлопнул по красной папке ладонью.
Сорокин согласно кивнул головой. В кабинете наступила тишина. В стекло под мерное гудение кондиционера беззвучно билась одуревшая муха.
– Ерохин, подождите за дверью!
Вместе с вышедшим Ерохиным за дверь вдруг вылетела и муха, чем вызвала грустную улыбку у Парамыгина:
– Суждено уцелеть.
– И здесь не до шуточек, Парамыгин, речь идет о чести полка, о чести советской гвардии.
Дубяйко опять куда-то понесло. В Кандагаре он умудрился наломать дров, когда не дал справить свадьбу старшему лейтенанту Горупе и молоденькой медсестре из Кабульского госпиталя. Доказывая всем и везде, что советские воины посланы руководством страны в Афганистан не для свадебных застолий. Медсестру срочно отправили по месту прежней работы, а Горупа сказал, что он этого никогда Дубяйко не простит. Пришлось и ему искать иное место службы.
– А, может, детально поговорим о судьбе офицера, с которым мы прошли огонь, воду и медные трубы? – предложил я.
– Послушайте, Лунянин, вы со своими медными трубами обождете, а этот офицер должен был сам позаботиться о своей судьбе.
– У него же семья, дети.
– А что, у меня нет семьи, нет детей?! У каждого из нас семьи! Вот пусть и объясняет своим, почему мы, его боевые товарищи, так поступили.
– Уже записался в боевые товарищи, – наклонился ко мне Парамыгин, – асфальтовый каток ему товарищ.
– Знаете, я против! Прав Парамыгин, нет у нас доказательств, что он был пьян. Надо провести расследование…
– Вы что, Лунянин, против партии?
– …против скоропалительного решения политотдела.
– Политотдел и партия – это одно целое, Сорокин, ставь на голосование! И учтите, Лунянин, ваша позиция мне непонятна и будет весьма неоднозначно воспринята там.
Где там,
