голые, мы лежали на этой чужой кровати в этой чужой стране и думали о том, что сейчас каждый из нас предал не только кого-то того единственного, но и себя, но и нашу дружбу. Стало ужасно горько. Было стыдно смотреть друг другу в глаза. Потихоньку и эти эмоции улеглись тоже. Пришло спокойствие, погрузившее нас в сон. Когда мы проснулись, мы пообещали друг другу никогда не вспоминать о том, что произошло вчера, и мы простили друг друга, и поклялись, что это не повлияет никак на нашу дружбу, – мы останемся на всю жизнь верными и преданными друзьями. Но что-то в моем отношении к Рико порвалось. Это, наверное, зарастет, но о шрам этот я всегда буду спотыкаться. И неважно, что в произошедшем была, наверное, виновата больше я, чем он.
Три дня мы носились по острову, как очумелые. Плавали, загорали, лазили по деревьям, пробуя различные фрукты, которые удавалось сорвать с деревьев. Устав до изнеможения, мы плелись в гостиницу, где нам были опять несказанно рады, и вся процедура повторялась, кроме финальной части. Мы знали теперь, как с этим бороться: первое, что мы делали, придя в комнату, выносили эти чаши с зельем на террасу.
На четвертый день приехал Яков. Привез нам письмо от Джоя. У него дела шли успешно по пути выздоровления. В ближайшие дни он уже полетит в Штаты для дальнейшего долечивания, а затем в реабилитационную клинику. Мы тут же написали ему ответное письмо, где опять благодарили его за наше спасение, заверили его в нашей вечной дружбе с ним и пожелали полного выздоровления.
Последующие три дня я и Яков сидели в холле гостиницы до обеда над расчетами, а остаток дня все втроем бродили по острову. Но мысль, начав работать, уже не прекращала свою деятельность и время от времени, прервав созерцание местных красот, мы с Яковом начинали дискутировать и останавливались, рисуя на песке схемы систем сенсоров и программы для их обратной связи.
В какой-то момент я поймала на себе взгляд Якова. В нем была и грусть, и тоска, и отчаяние, и на губах усмешка. Его взгляд, поток его таких сложных эмоций, вывели меня из внутреннего равновесия. Сидя в нашей комнате перед ужином, ожидая, когда Рико освободит туалетную комнату, я подумала, что, может, Якову посоветовать убрать вазу с ароматами из его номера. Но он же не Рико и не Джой. Сам большой, вернее старый, разберется.
Это был наш последний ужин здесь. На следующий день после обеда мы уезжали. Мы кончили есть, нам принесли какой-то необыкновенно вкусный напиток. Яков тепло произнес:
– Итак, друзья мои, сегодня у нас с вами прощальный ужин. Алина, мы должны с тобой еще сегодня посидеть часа полтора-два, подвести итог, чтобы завтра быть свободными. А сейчас я хочу вам передать привет от генерала.
Он протянул нам по кожаной красивой папке с вложенным в нее листом лощеной бумаги, на котором на фоне гербовых знаков и под американским флагом был напечатан текст. В карман, на одной из сторон папки, был вложен конверт. Я пробежала глазами то, что было написано на листе. Содержание
