– дело другое…
Он медленно открыл глаза и посмотрел на меня с сомнением.
– К чему ты ведешь, Кейтлин?
– Я просто говорю тебе свое мнение, – сказала я и уселась к нему на колени. – Тебе решать, это же твоя дочь!
– Она и твоя тоже, насколько мне известно, – отозвался он, и уголки его губ приподнялись в лукавой усмешке. – И временами она бывает такой же упрямой, как ты.
– Может, и так. Так что ты решил?
– Я знаю, к чему ты хочешь меня подвести, Кейтлин!
– И не думала даже!
– Но может же она подождать еще несколько месяцев?
– Хорошо, она подождет.
Лиам посмотрел на меня озадаченно, потом вскинул брови и сказал:
– Я думал, ты хочешь, чтобы я согласился…
Я чмокнула его в нос.
– Я не хочу, чтобы ты делал это против своей воли, Лиам. Я и сама не слишком рада такому повороту… – Я сделала маленькую паузу, а потом продолжила: – Но, с другой стороны…
Он едва заметно кивнул и со вздохом прищурился.
– Что – с другой стороны?
Я положила голову ему на плечо. Я прислушалась к ровному биению его сердца. Его пахнущее виски дыхание щекотало мне щеку. С годами я научилась заставлять его считаться с «моим» мнением, когда считала это необходимым.
– Если Тревор предложил ей пожениться, зная, что ему скоро уходить, значит, он ее любит и хочет, чтобы она его точно дождалась.
– Но если она его любит, то дождется, хоть будет замужем за ним, хоть нет.
– Возможно, но…
Он набрал в грудь больше воздуха, хотел было что-то сказать, но промолчал, и на лице его появилось выражение покорности. Потом мой супруг вздохнул.
– Что бы ты делал на месте Тревора, Лиам?
– Я – не Тревор!
– Конечно, нет, но я хочу сказать… если бы не наша дочь и он, а мы с тобой оказались на их месте?
– Кейтлин, я… – Он покачал головой, а потом с улыбкой сказал: – Я же говорю – ты делаешь со мной все, что хочешь!
Я лукаво улыбнулась в ответ.
– Иногда у меня получается, иногда – нет!
Он обнял меня крепко-крепко и прижался щекой к моему лбу.
– Кейтлин, a ghràidh mo chridhe, сколько горя я еще тебе принесу?
– Это ты мне уже говорил.
Голубоватая сталь ослепительно сверкнула в луче света, и я зажмурилась. Клинок медленно поднимался на фоне мрачного неба, а потом, словно удар молнии, стремительно обрушился в черноту. Я не видела ни жертву, которая приняла этот жестокий удар, ни палача, его нанесшего. Клинок взметнулся вверх, липкий от крови, и снова вонзился в чью-то плоть. Во мраке, поглотившем меня, прозвучало: «Fraoch Eilean!» То был боевой клич воинов Гленко. Внезапно мрак рассеялся. Картина, представшая передо мной, была ужасна.
Поле битвы… Горы искалеченных, искромсанных, неузнаваемых тел. Сотни ворон поедают мертвечину,
