на улицу. Толя уже тут, молодец, с исполнительностью все в порядке. Одет почти в такой же маскхалат, что и у меня, только пятна на его «березке» желтые, а не белые. На ногах укороченные сапоги, кроссовки тут взять негде, а в чувяках бегать – без ног останешься. Там же подошвы, считай, нет, каждый камешек на дороге ногой «прочувствуешь». А прочая обувь, что я тут видел, для бега подходит еще меньше.
– Ну что, курсант, «пятерочки» для начала хватит или сразу с «червонца» начнем?
Судя по промелькнувшей на мгновение в глазах панике, Анатолию и пять-то километров бежать не хочется. Ничего, втянется. Или сбежит…
От «Псарни» до КПП мимо комендатуры и назад как раз примерно пять километров и будет. Туда и бежим. Стартует Толя неплохо, только топает сильно, но, даже не добежав до КПП, начинает пыхтеть, будто паровоз, и часто сплевывать тягучую слюну. На обратном пути, посреди площади перед комендатурой, он останавливается и замирает, согнувшись, упершись ладонями в колени и пытаясь перевести запаленное дыхание.
– Эй, курсант, кому стоим? Мы еще не добежали.
– Все, не могу больше, – через силу выдыхает он. – Сдохну прямо сейчас.
– Нет такого слова «не могу», курсант, есть слово «надо», – спокойно говорю я. – А если б мы не просто так бежали? А если б там твои друзья бой вели, а ты им патроны тащил? Тоже сказал бы: простите, парни, больше не могу, а потому дохните, а я на травке поваляюсь? Так?
– Нет, – хрипло выдыхает Толя.
– Тогда вперед! Тут осталось-то!
Знавал я некогда нескольких «великих тренеров», которые в такой ситуации не преминули бы сообщить Толе, какой он слабак, слизень и аборт. Они были твердо уверены, что если наговорить человеку гадостей, то он обязательно соберется с духом и силами, и… Пошлет тебя к чертовой матери, развернется и уйдет, добавлю уже от себя я. Это во время службы в армии, когда человеку деться некуда, он вынужден выполнять приказ, в какой бы форме его ни отдали. А вот в любых других обстоятельствах «аборт» в лучшем случае обложит «тренера» по матушке, развернется и уйдет. А в худшем – еще и в морду даст. И будет прав. Потому что нельзя людей унижать. Можно боль причинить на тренировке, иногда даже травму нанести, всякое бывает. А вот унижать – нельзя.
Буквально в десяти метрах от ворот, ведущих во внутренний дворик «Псарни», Толя буквально обнимается со старым фонарным столбом и выплескивает на него остатки вчерашнего ужина. По лицу видно – парню очень стыдно.
– Ерунда, – хлопаю я его по плечу, – это ты просто давно не бегал. Бывает. Главное, не забудь ведро с водой принести, все это безобразие смыть, а то Кузьма с нас обоих шкуры спустит. Хорошо?
Сил ответить у Толи нет, он только слабо улыбается и кивает.
– Ну, раз хорошо, до завтрака у тебя – личное время, а вот после приема пищи будем инспекцию твоего имущества проводить.
Помывшись и выстирав прямо в ванночке душа маскхалат и портянки: я и сам не бегал уже давненько и потому пропотел навылет, спускаюсь
