художник. На нём была блуза, испачканная краской, в руках – кисть и пёстрая палитра.
– Чем обязан, господа?
Градоначальник впервые рассмотрел живописца, ставшего притчей во языцех, вблизи: сухое, тёмное лицо; бакенбарды с усами – «уздечкой», светлые волосы на голове будто от другого человека. Умудрённый жизнью, отставной артиллерист укололся о зрачки в карих глазах, подумал: «Этот постоять за себя может! Политично надо с ним, политично». Но по привычке априори ввергать в трепет собеседника, изобразив свирепость на начальническом лице, рявкнул:
– Где бочка?!
– Бочка?.. Полагаю, на крыше.
– Полагаете-с? Проверим. А старик? – (бывший артиллерист заготовил вопрос о печах, с «политическим» подходом, но вырвалось другое).
Сергей Борисович ничем не выдал свою растерянность (правда, длилась она мгновенье). Одним быстрым взглядом оглядел и оценил силы вторжения. Тянуть время, уходить в сторону не было смысла.
– Вы о моём жильце, сударь?
– Именно.
– Фёдор Кузьмич – мой гость. Находится под моим покровительством.
– Позвольте на него взглянуть.
Ротмистр ощутил холодный пот, стекающий по ложбинке хребта.
– Это невозможно… Старый человек… Не здоров.
– Ваше благородие, паспорт, спросите паспорт, – напомнил полицмейстер скороговоркой.
– Сожалею, сударь, не справили. Я подобрал странника по дороге, больным. Родства он не помнит. Мы ему имя да по батюшке сами дали.
– Ничего, на съезжей вспомнит… Значит, странник? За это у нас, по малому счёту, двадцать розог полагается и – в Сибирь на поселение.
Только прозвучали последние слова, как отворилась боковая дверь. Пригнув в дверном проёме белую бородатую голову с глубокими залысинами, перешагнул порог босыми ногами статный старик лет шестидесяти. Выпрямившись, он оказался на голову выше всех, теснившихся в прихожей. На нём была холщовая рубаха ниже колен поверх штанов из такой же грубой ткани, низко перехваченная витым кожаным пояском, за который он засунул большой палец левой руки. Ладонь правой приложил к груди – обрисовался под рубахой нательный крест, какой носят на рясе священники.
– Вы хотели видеть меня, господа? – спросил он смиренно у начальства. Голубые глаза его смотрели ласково. – Я готов понести наказание за нарушение закона империи о бродяжничестве.
Величественный вид старца произвёл на силы власти и порядка впечатление. Полицмейстер и его команда непроизвольно вытянулись по струнке. Градоначальник смешался, заморгал, словно избавляясь от наваждения. Он увидел перед собой не бродягу в платье простолюдина, а вельможу в генеральском мундире. Пересиливая вдруг возникшую в нём робость, постарался придать голосу прежний металл:
– Так это вы-с… Ты – Фёдор… э-э-э… Кузьмич? Стало быть, без паспорта? Знаешь ли ты, что у нас с такими делают?
И, не выдержав взгляда не помнящего
