здесь, – говорит девочка. – Все будет в порядке.
Она помогает Бейли протиснуться между прутьями, в этой части решетки расположенными несколько теснее. Оказавшись по ту сторону, он оборачивается к ней.
– Спасибо, – говорит он, ему в голову не приходит ничего другого.
– Пожалуйста, – отвечает девочка. – Но тебе следует быть осторожнее. Сюда нельзя входить днем, это считается несанкционированным проникновением.
– Знаю, да. Виноват, – извиняется Бейли. – Что такое гильотина?
Девочка расплывается в улыбке.
– Это штука для отрубания головы, – объясняет она. – Но они, по-моему, больше это не практикуют.
Развернувшись, она направляется прочь.
– Подожди, – окликает ее Бейли, хотя сам не знает зачем.
Девочка возвращается к решетке. Она ничего не говорит, просто ждет, чтобы он заговорил.
– Мне… Я должен что-то принести отсюда, – признается он и тут же жалеет о своих словах.
Брови девочки, глядящей на него сквозь прутья решетки, сдвигаются к переносице.
– Принести что-то отсюда? – переспрашивает она.
– Ну да, – не смея поднять глаза, Бейли таращится то на свои потертые коричневые ботинки, то на ее белые сапожки по ту сторону ограды.
– Это же моя расплата, – добавляет он в надежде, что она поймет, в чем дело.
Девочка улыбается. Пару секунд она раздумывает о чем-то, прикусив губу, а затем снимает одну из белых перчаток и протягивает ему сквозь решетку. Бейли в нерешительности переминается с ноги на ногу.
– Все в порядке, бери, – говорит она. – У меня их целый ящик.
Бейли дотягивается до перчатки и прячет ее в карман.
– Спасибо, – повторяет он снова.
– Не за что, Бейли, – отвечает девочка, на этот раз, когда она поворачивается, он ничего ей не говорит, глядя, как она исчезает за полосатым углом шатра.
Бейли долго стоит в задумчивости, прежде чем пуститься в обратный путь через поле. Когда он появляется возле дуба, там уже никого нет, только желуди рассыпаны по земле. Солнце клонится к закату.
Лишь на полпути к дому его осеняет, что он не говорил девочке, как его зовут.
Тайные союзники
Лондон, февраль 1885 г.
Полночные трапезы в доме Лефевров вошли в традицию.
Вообще это была шальная идея, пришедшая Чандрешу в голову из-за хронической бессонницы и поздних возвращений домой после всех театральных дел. Не последнюю роль сыграла и его извечная нелюбовь к общепринятым правилам этикета. Из всех мест, где можно поужинать в позднее время, ни одно не удовлетворяло его капризному вкусу.
Поэтому он сам начал устраивать изысканные ужины, с несколькими переменами блюд, первое из которых подается в полночь. Всегда ровно в полночь, с первым ударом часов, доставшихся ему от деда, тарелки появляются на столе. Этот элемент церемониальности нравится
